Александр Логачев - Капитан госбезопасности. Линия Маннергейма

Несколько минут лежавшие над озером люди молчали. Потом молчание было нарушено:

— Улетел?

— Да не может быть!

— Смотрите! Вверх смотрите!

— Сброс…

Да, это был сброс. Белый парашютный купол на сиренево-черном небе глаза нашарили без труда и следили за его сближением с землей. Он опускался быстро. Слишком быстро, если на его стропах висит человек. И тот сгусток тьмы, который можно рассмотреть под куполом, явно превосходит человеческие очертания. С самолета выкинули груз.

— Попал, собака, — Хромов отметил возгласом приземление груза в треугольник.

И тут впервые они услышали голоса. Вернее, отголоски, перелетевшие через озеро. Разобрать, на каком языке перекрикиваются неизвестные, было невозможно.

— Ну, что делаем, командир? — спросил Хромов.

Через час повалил напророченный Поповым снег. Густыми хлопьями, словно вытряхивали из гигантской пачки геркулес. Сыпало от души. Там наверху, похоже, назревал, набухал снежный чирей, и вот его наконец-то прорвало. Если и до того — спасибо завернутой в тучи ночке — ни шиша не было видно, то теперь и самого себя найдешь только на ощупь.

А за прошедший час, еще до снега, выяснилось-таки предназначение чертовых лунок на озере. И легче от того знания Шепелеву и бойцам его отряда не стало.

Неизвестные взорвали озеро. Подорвали заложенную в лунки и взрывчатку, и на поверхности водоема образовалась прорубь, размеров ровно таких, какими их прорубают на Неве любители зимнего плавания. Почему-то сейчас никто уж больше в тайном рыболовстве неизвестных не подозревал. Но что происходит на их глазах этой ночью в безлюдных карельских местах, вдали от боев и поселений, для чего неизвестным понадобилось ломать лед, что сбросил самолет — ответов не находилось.

Потом повалил снег, и командир повел отряд, как легендарный Щорс в известной песне, по берегу. Шли не просто медленно, а со скоростью улитки. Одно ничего — деревья береговой кромки служили путевыми указателями. За ними открывался озерный простор, и они держались этой ощущаемой границы, что должна подвести их к месту, где происходит не пойми что.

Старшина наказал обязательно касаться носками лыж концов лыж впереди идущих, пусть наезжать, пусть мешать двигаться. Но это заменит веревку, которой при такой погоде неплохо бы связываться, чтобы не растерять друг друга.

Двигаясь за крайними береговыми деревьями, они пытались что-нибудь высмотреть за снежной завесой, которая работала лучше американской дымовой, разноцветной. Костры погасли, в них пропала надобность. Но зажглись — снег позволил разглядеть их мерцание — огни фонарей. Они выдавали месторасположение незнакомцев, о чем они, впрочем, не догадывались. Как красноармейцы, в свою очередь, не догадывались, с кем имеют дело.

Они остановились на краю поляны, на которой недавно горели ориентировочные костры и где сейчас передвигались огни фонарей. Огни продвигались к озеру, но тоже отчего-то медленно. Удалось расслышать повторяющиеся звяки. А потом неизвестные громко обменялись фразами.

И, стоя за крайними деревьями активно используемой поляны, красноармейцы наконец поняли, кто перед ними. Даже без помощи Левы. Слишком узнаваемый язык.

«Или этот Шепелев очень умный, — подумал Хромов, — или он когда-то купил на базаре мешок с удачей». Мифические немцы действительно ползали по карельским лесам и сейчас находились прямо перед ними. «А может, так немецкие буржуи бесятся от жиру? Снуют по свету в поисках пикантных удовольствий. И все уже перепробовали кроме ловли рыбы в условиях войны», — эти предположения Хромов, конечно, удержал в себе. «И что же решит командир?»

Командир думал. И было над чем. Снежная завеса позволяла подобраться близко, очень близко. И открыть огонь. Смешно надеяться на то, что дружным залпом они уничтожат разом всех врагов. А дальше останется вести беспорядочную стрельбу в никуда, и их враг (сколько людей противостоит им неизвестно, даже хотя бы приблизительно) сможет точно также подобраться вплотную за этими непроницаемыми хлопьями. Противостояние перерастет в глупейшее и бессмысленное ползание до рассвета. И еще. Что сбросили с самолета? Что могут продырявить их выстрелы? А если емкость с отравляющим веществом? Одним из тех, над которыми гитлеровцы активно работают в секретных лабораториях. Или с биологическим оружием, слухи о котором тоже доходили. Или иное оружие, допустим, обладающее большой взрывной мощностью. Да, разумеется, оно должно быть в надежном корпусе. Но… Но опасность остается.