Александр Логачев - Капитан госбезопасности. Линия Маннергейма

Первое, на что они наткнулись за деревьями, из-под которых их час назад обстреливали, вернее, расстреливали, был труп финского солдата. Его оружие, включая ножи и лыжи, забрали с собой отступившие. Рядом с убитым валялись лыжные палки. Капитан велел группе рассредоточиться и искать лыжню, протянувшуюся за отошедшими финнами. Снег за деревьями был в углублениях, в следах, оставленных переползавшими с места на место вражескими бойцами. Лыжные колеи уходили вглубь леса, описывали петли, вновь возвращались к рубежу, откуда велся огонь.

— Вот это мы возьмем, — старшина наклонился над мертвецом, разрезал ножом ремни его рюкзака, снял рюкзак со спины и быстро стянул с заплечного брезентового мешка белый маскировочный чехол. — Такого у нас нет. Закоченел, а то бы всю маскировку снять не помешало. Грамотная вещь.

— Да ты что говоришь, Зотов! Вражьи вещи хвалишь! — вернулся к нему уже отъехавший было Хромов.

— Правду говорю, товарищ капитан. В наших балахонах ноги могут запутаться, особенно когда по снегу поползешь, да под огнем. А у них куртки отдельно, штаны отдельно, удобно.

— Правду по-разному можно говорить, — капитан госбезопасности значительно посмотрел на старшину.

Второй труп нашел Жох. Склонился над ним.

— А ведь добили, фраерка, — вслух проговорил вор. Вряд ли по-другому можно было объяснить перерезанное горло. А из других повреждений Леонид нашел лишь простреленную ногу. — Сурово обращаются.

Жох расстегнул белую куртку на убитом, запустил руку во внутренний карман и вытащил оттуда медный портсигар, на крышке которого был изображен лев с короной на голове и мечом в лапе, попирающий кривой восточный меч. [21] Герб Финляндии.

Раскрыл. Резинки прижимали к изнанке крышек еще достаточно финских папирос. Жох сунул трофей в карман.

— Грабишь? Мародерствуешь? — опершись на палки, на Леонида смотрел один из тех, кого отобрал Шепелев, доброволец, как и Жох. Смотрел сквозь прорезь вязанного подшлемника, закрывающего все лицо кроме глаз. Такие подшлемники старшина раздобыл для каждого, но Леонид свой пока не надел.

— Ты базар фильтруй, фраер. И научись отличать жопу от пальца.

— Не пугай. Таких, как ты, я никогда не боялся и всегда ненавидел, — доброволец в подшлемнике повернулся и оттолкнулся палками.

Были где-то и другие трупы, но на них никто наткнуться не успел. Раздался свист. Это звал к себе Попов. Рядовой Попов был одним из тех пятерых, кого отыскал Шепелев среди бойцов и добровольцев. Красноармеец, когда капитан спросил, кто знаком с охотничьим делом, вышел из строя, подошел к капитану и почему-то снял «буденовку».

— Из Дедовичей мы, — сказал он. — Охотимся.

Попов был воплощением кряжистости. Идеально квадратный торс на мощных ногах. К этому добавлялись большая голова и нос картошкой. Теперь «буденовки» на его голове не было, как и на головах других бойцов отряда Шепелева, — старшина у всех поменял их на ушанки.

Первым к Попову, стоявшему одним коленом на лыже, подкатил капитан Шепелев.

— Лыжня, — Попов опустил «трехпалку» в борозду на снегу. — Отсюда шли, — он плавно поднял руку, словно скользя ею по лыжне. — Наклон палок.

— Точно? — спросил Шепелев.

— Так видно ж, — пожал плечами Попов.

И они пошли по лыжной тропе, оставленной отступавшими финнами.

Но прежде чем они отправились, капитан собрал вокруг себя свой отряд и довел порядок движения, кто за кем. Потом Шепелев назвал красноармейца Ильинского.

— Я, — откликнулся тот, в ком Жох признал упрекавшего его в мародерстве добровольца.

— Товарищ Ильинский — лыжник, — сказал командир. — Объясните нам, как правильно ступать на лыжах, чтобы держать темп и меньше уставать. Уложитесь в пять минут.

— Есть.

Ильинский вышел на лыжню, подвигал лыжами, словно пробуя скольжение.

— Товарищи, самое важное — это дыхание. Думайте о дыхании. Если будете сбиваться, заставляйте себя снова задышать правильно. Делайте так. Отталкивайтесь палками попеременно, скользите по лыжне и медленно считайте про себя до четырех — это вдох. На выдохе отталкивайтесь палками одновременно, выдох растягивайте на четыре одновременных отталкивания.

«Смешно слушать человека, говорящего сквозь подшлемник. Он похож на чревовещателя», — подумал Лева. Хотя для него, наверное, важнее, чем для других, было бежать сейчас посторонних мыслей и вслушиваться в объяснения их лыжного инструктора. Он это понимал, как понимал и то, что слушай-не слушай, а ему придется туго. Он физически не крепок и не вынослив. Но Лева верил в верил в то, что сможет заставить себя через «не могу». Как когда-то он учил языки. Уже не было никаких сил, желания никакого уже не было давно, глаза слипались, голова отказывалась работать, а он заставлял ее работать и добивался своего. Или, может быть, зря он ставит знак равенства между усилиями умственными и физическими? А, теперь поздно гадать, напрасно-не напрасно, теперь уже только идти на этих деревянных приспособлениях, при этом правильно дыша.