Ольга Покровская - Останься со мной!

Разумеется, они в то же утро убирают Ромашова, разыграв все так, чтобы навлечь дополнительное подозрение на и без того по уши завязшего в неприятностях Радевича.

Изящно, нечего сказать.

Как нам теперь действовать дальше?

Следующее звено, связывающее нас напрямую с «Камалем», это Фарух Гюлар, а значит…

– Ты есть будешь? – внезапно вырвал меня из размышлений голос Олега.

Я подняла голову.

Радевич, оказывается, успел за это время вскипятить прилагавшийся к номеру небольшой электрический чайник, и теперь, разложив по стоявшим на столе щербатым чашкам два чайных пакетика, собирался залить их кипятком. Тут же на салфетке разложен был нехитрый ужин – лаваш и кебабы. И я вдруг только сейчас поняла, как голодна. После легкого завтрака, съеденного еще утром в отеле, во рту у меня и маковой росинки не было. Я знала за собой эту особенность: в минуты сильного эмоционального и умственного напряжения полностью забывать о физических потребностях тела. Не есть, не спать иногда сутками, вспоминая о бытовых нуждах только в тот момент, когда измученный организм просто-напросто отключался.

Олег же, человек военный, привык помнить о том, что тело необходимо поддерживать в форме, а силы беречь. И если выпало затишье перед боем, использовать его на все сто – перекусить, отдохнуть, восстановить силы для следующей атаки.

Я уже говорила, из нас выходил отличный тандем…

– Спасибо! – Я взяла у него из рук чашку, откусила от предложенного сэндвича.

Олег ел молча, сосредоточенно, потом вдруг поднял на меня глаза:

– Почему ты не застрелила этого мальчишку? Он может сдать нас…

– А ты? – с вызовом спросила я.

Мы снова недолго помолчали, а затем я спросила:

– Все еще подозреваешь меня, думаешь, что я тебя обманываю? Что специально оставила этого парня в живых, чтобы он сообщил о нас?..

И теперь уже Олег вскинул на меня глаза и, невесело усмехнувшись, спросил:

– А ты?

Удивительно, насколько это оказалось больно и выматывающе…

Еще несколько дней назад я думала, что мне невыносимо тяжело находиться рядом с Олегом – из-за того, что он полностью мне доверяет, а я вынуждена его обманывать.

Теперь же я понимала, что по-настоящему тяжело мне стало сейчас – когда мы не доверяли друг другу.

Простая логика требовала от нас действовать сообща. Нас неудержимо тянуло друг к другу. И все же мы оба каждую секунду ожидали от другого ножа в спину.

Это было… трудно.

– Давай спать, – наконец сказал он.

Я кивнула.

В конце концов, глупо тратить эти несколько часов затишья на наши внутренние разногласия, которые, как я подозревала, решения не пока имели.

Перед тем как лечь, мы проверили дверь и окно.

Окно взял на себя Олег, я же занялась дверью: соорудила импровизированную баррикаду из мебели. Ясно, что профессионала такая хлипкая преграда не задержала бы, зато, разваливаясь, наделала бы столько шуму, что и мертвые бы проснулись.

Радевич что-то подобное проделал с окном. Все эти меры предосторожности явно были не самыми надежными и ни от чего толком не защищали. Однако нам надо было предпринять хоть что-нибудь для собственного успокоения. Впрочем, уже одно то, что мы вынуждены были действовать вместе, не доверяя друг другу, выводило ситуацию на такой уровень опасности, что внешнюю угрозу можно было считать досадной мелочью.

Наконец, приготовления были закончены, и можно было ложиться.

Мы оба, не сговариваясь, одновременно посмотрели на застеленную красным плюшевым покрывалом, чересчур узкую для двуспальной кровать. Номера с двумя отдельными койками в этой шараге не нашлось.

Напряжение, повисшее в воздухе, казалось, можно было пощупать руками. Не знаю, о чем думал Олег, у меня же перед глазами проносились те сцены, когда мы падали на постель, совершенно не испытывая никакой неловкости, отчаянно желая только быть ближе друг к другу, прикасаться, ласкать, трогать губами, брать и отдавать…

Как я сейчас завидовала нам, не знавшим еще, что однажды мы будем разглядывать ложе, где нам придется вместе провести ночь, как пыточное устройство.

Радевич отвернулся, быстро расстегнул рубашку, стащил брюки и, откинув покрывало, аккуратно лег на самый край постели. Затем, не глядя, пошарил рукой по стене над головой и выключил прикроватную лампу.

Комнату мигом затопила темнота.

Лишь сквозь пыльные жалюзи пробивался синеватый свет с парковки, окрашивая воздух размытыми голубыми полосами…