Ольга Покровская - Останься со мной!

Как, этот анекдотический персонаж? Смешной, нелепый, тщеславный, кичливый толстячок? Незваный гость, в каждой бочке затычка…

Но если подумать: в самом деле, кто может быть лучшим связующим звеном между заказчиками оружия из «Камаля» и его поставщиком, предавшим Родину Ромашовым?!

Фарух Гюлар.

Обдумывать эту информацию сейчас было некогда, поэтому я просто коротко кивнула Олегу.

– Что он тебе сказал? – продолжал Радевич, все еще прижимая к виску парня дуло.

– Он… – всхлипывал мальчишка, – он сказал, это розыгрыш… Дал мне шприц, сказал, что в нем легкое снотворное. Указал на вас, велел подойти и сказать, что вам звонят по телефону, увести в ту часть сада, где никого нет, и сделать укол. Я сначала отказался, но он дал мне… дал мне четыре тысячи лир. Пожалуйста, не убивайте меня! Я не хотел ничего плохого.

– О-о, и ты, конечно же, поверил, что такие деньги тебя предлагают просто за безобидный розыгрыш, – фыркнула я. – Нет, дружок, ты отлично понимал, что дело серьезное, но согласился. Из жадности!

– Я… Мне нужно было заплатить за учебу, за следующий семестр… Пожалуйста! Я не хотел…

Хасан, мокрый почти по пояс, обхватил голову руками и принялся раскачиваться и подвывать, сидя на полу, в луже натекшей из раковины воды.

Теперь, когда мы все узнали, пацана следовало убрать.

Мы и так достаточно наследили в городе, нельзя оставлять свидетелей.

Еще пару месяцев назад я бы, не раздумывая, приставила пистолет к его виску и выстрелила.

Но сейчас…

Я быстро посмотрела на Олега. Он поймал мой взгляд, чуть сдвинул брови, помедлил секунду и ткнул рыдающего пацана дулом под подбородок.

– Эй, – окликнул он, – Хасан. Ты слушаешь?

Парень вздернул голову и быстро закивал.

– Мы сейчас уйдем, и ты сразу же, не медля ни минуты, соберешь свои манатки и в течение часа уберешься из города. Куда угодно – за границу, в деревню, в горы, хоть на край света, мне плевать. Потому что, имей в виду – горячий привет от тебя господину Гюлару мы передадим, а он к твоей откровенности так лояльно, как мы, не отнесется. Это понятно?

– Да, да, – забормотал парень. – Я все сделаю, я уеду, я никому… Пожалуйста, не убивайте меня. Простите, простите…

– Бог простит, – брезгливо бросил Олег, выпрямился и коротко кивнул мне головой:

– Пошли!

Ночь мы провели в отвратительной комнатке дешевого отеля в самом центре Стамбула. Здесь было куда легче затеряться, чем где-нибудь в пригороде, где на европейскую парочку сразу же обратили бы внимание. В хитросплетении улочек и переулков, подворотен и тупиков легко было отыскать конуру, где тебе за гроши сдадут угол и не спросят лишнего.

Это, конечно, было рискованно – снимать номер, привлекать к себе внимание, оставаться там долее двух часов.

Но у нас не было выбора.

Уже темнело, ночь постепенно наступала на древний город, мягко, но неуклонно заявляя свои права. И нам, измученным этим сумасшедшим днем, требовался отдых. Отползти куда-то в укрытие, зализать раны, прикинуть, чего нам удалось достичь, и разработать план дальнейших действий…

Мы выбрали первый попавшийся щит, рекламировавший комнаты, сдающиеся за почасовую оплату. Ярко намалеванная вывеска, давно не ремонтировавшийся домишко, провонявший кухней, с расходящимся в две стороны коридором и фанерными дверями номеров. За окном – кусок чахлого газона, высохшая пальма, край автомобильной парковки. На парковке – разномастные старые автомобили, мотоциклы, скутеры…

Менеджер, выдавший нам ключи от номера, не отрывал глаз от маленького старомодного телевизора, по экрану которого носились разгоряченные футболисты. Он странным образом напомнил мне отца. Все то немногое время, что мы провели вместе, сопровождал закадровый голос: «Нападающий приближается к воротам. Удар! Ой-ой-ой, какой опасный момент!»

И мне вдруг подумалось: что, интересно, с ним сейчас? Жив ли он, мой… папа.

Помнит ли обо мне?

Хлипкая дверь номера захлопнулась за нами. В отведенной нам комнате было невыносимо жарко и душно. Разумеется, ни намека на кондиционер в этом клоповнике не было. Утлый домик за день раскалился как печь, и сейчас, в сумерках, неохотно отдавал тепло. В густом, словно осязаемом воздухе плавали частички пыли.

От всего здесь – вытертого плюшевого покрывала, застилавшего кровать, колченогих тумбочек, выгоревших обоев, дешевеньких занавесок на окнах, старых журналов на столе – пахло застарелыми запахами еды, ветхости и тлена.