— Вот не было печали… и такие есть? — смеется Снегуровский.
— Вы что, хотели бы, чтоб меня япошки привлекли за военный шпионаж?
— Э-э, бросьте вы… Кто вас может привлечь? Вы видели… — Попов, разъяренный, садится на матрац и начинает жестикулировать: — Видели, как этот верзила от нашего Интернационала утекал?..
— А ведь правда, — говорит Фролов. — Как запели, так и снялся с якоря.
— Не любит макака! Это ему не по вкусу…
— Да-а… — тянет Фролов, смакуя холодное пиво.
— Ему-то любить?.. Видали, как пыжится? Уж куда, кажется, задаваться: разбиты, уничтожены… За эти несколько минут землетрясения, наверное, Япония потеряла больше и людьми и материальными ресурсами, чем все европейские государства за время мировой войны, взятые вместе. Миллиарды будет стоить императорской Японии это удовольствие. А народу — голод и нищета на многие десятки лет… — Подошел начальник экспедиции и тоже подсел на палубу.
Никому не спится. Все бродят, как привидения, полураздетые, а то и просто в трусиках. Душная южная ночь.
— Ну, и духотища же!.. — вздыхает протяжно толстый кино-оператор. Он не может найти себе места.
— И еще эти проклятые прожекторы… — так же не может успокоиться Попов, ворочаясь с боку на бок на матраце.
Какая-то сестра из «барышень», принарядившаяся перед американским флотом, томно вздыхает, возлежа с закинутыми за голову руками на шезлонге. Она смотрит на звезды.
— Сестра! Не пойти ли нам к американцам в гости?.. — шутит доктор Богданов, вспоминая некоторые «приготовления» женской части медперсонала по приходе в Иокогаму. Доктор — вечно веселый и неунывающий.
С шезлонга ответом долетает только грустный вздох.
— А что американцы?.. Они культурный народ! — Дядя Костя, не выдержав, скидывает подтяжки. — Они не то, что макаки. Видели, когда мы входили в бухту — американцы приспустили флаг первыми? А эти макаки и не подумали даже… И коммерческие-то их суда такие же подлецы…
— Да-а… Они-таки нам «не доверяют»… — ехидно замечает Фролов. — Вон какая непроницаемая цепь миноносцев окружает нас…
— А что я говорил?., пустили? — Дядя Костя сует под нос Фролова два жирных кукиша: — Шиш с маслом не хочешь?!. Пустили нас помогать «пролетариату Японии»?.. — «Пролетариату Японии» он говорит с иронией.
— А вас пустили снимать мировую кино-фильму «Землетрясение в Японии»? — быстро парирует Фролов.
— Я что!.. Я и не думал… Мне все равно. Я знал — ведь это же не американцы.
— Да-а!.. А ваши-то американцы наверное подзаработали: они уже ездили снимать развалины с их разрешения…
— Никто им и не разрешал!.. — перебивает, раздражаясь злобой, профессионально задетый в своей неудаче кинооператор. — У них — сила: японцы, напуганные землетрясением, трусят их… Они вон не поехали сюда помогать, как мы простаки… Вчера они нас лупили, а сегодня мы с распростертыми объятиями к ним — де, мол, нате! в жертву себя приносим: и рис и медикаменты… Это от своих-то нищенских крох!! А они хоть бы что… — И голодные и разрушенные, а не хотят…
— Да ведь не народ, а эти господа военные… — бросает Попов.
— Знаю!.. А управляет-то кто?.. А бил-то кто вас в Приморье?.. Кто гонял-то вас по сопкам — народ? солдаты?.. Нет — О-Ой!!.. Вот кто вас гонял… — И дядя Костя, обиженный, садится на палубу.
— Знаем…
— Ну, и знайте!! — продолжает неистовствовать дядя Костя. — Вот они приехали раньше всех сюда на пожарище. А что, хоть спасли ли одного япошку? Нет и нет! Они только смотрят на берег в свои подзорные трубы…
— Да навертывают своими кино-аппаратами… — ввертывает опять ехидно Фролов.
— Ну, и да!.. Снимали. Они — предприимчивый народ, не то, что мы…
— Ну, а где же их культура-то, хваленая ваша культура? — Доктор Богданов тоже ехидничает.
— А-аа, ну вас к бесу!.. — демонстративно оборачивается на прожектор дядя Костя и со злостью плюется за борт. Не выдержав жары, начинает стаскивать рубаху.
Все смеются над его жирным и зеленым в свете прожекторов телом.
— Вы, дядя Костя, точно водяной… — кто-то ему.
— С вами свяжешься, не тем еще будешь, — уже тихо, примирительно огрызается дядя Костя.
Близко, наклонившись к самому уху Попова, Снегуровский шепчет:
— Приходи часа в три на корму — мне нужно с тобой говорить.
Попов раскрывает в недоумении рот, но Снегуровский уже соскочил с его матраца и вслух произносит:
— Я пошел спать… — и уходит быстро по палубе, спускаясь в каюту.
— Чорта лысого, уснешь там!.. — бросает ему вдогонку дядя Костя. (Он — его компаньон по каюте). — Духотища и эти проклятые прожекторы залезают во все щели…
Читать дальше