Дмитрий Поляков-Катин - Берлинская жара

— Сегодня беседовал со Шпеером, — сообщил швед. — Оказалось, милейший человек. Культурный, воспитанный. Я не поклонник его архитектурных новшеств, по мне, это слишком холодно, слишком расчеловеченно: эти квадратные колонны, эти голые стены, лестницы, портики. Нет, слишком, слишком… Но мы говорили о Стриндберге, Шпеер хорошо знает Стриндберга, о Толстом. Да, представьте себе, о Толстом.

— По слухам, от Ясной Поляны остались одни головешки.

— Я тоже слышал, — вздохнул Берглунд. — Это ужасно. Что делать, издержки войны. Вряд ли Шпеер мог такое себе представить. Например, он считает, что натуралистический метод драм Стриндберга ранит рефлексирующее сознание, но укрепляет дух. Я напомнил ему обнаженные фигуры перед входом в рейхсканцелярию, и мы смеялись.

Бармен выставил на стол коньяк, бокалы и небольшую закуску.

— Прошу тебя, Гюнтер, — сказал Хартман, — сходи в мой кабинет. Там на столе увидишь рецепт, такая розовая бумажка, принеси ее, пожалуйста.

— Конечно, господин Хартман. — Гюнтер удалился.

— Так, значит, ваша миссия увенчалась успехом? — Хартман разлил коньяк по бокалам. — «СКФ» никогда не упускает выгоду. Прозит.

Бокал скрылся в огромной ладони шведа. Они выпили, и если Хартман только пригубил, то Берглунд хватанул разом всё.

— Даже очень, — сказал он, поморщившись. — Никогда не было так легко. Мы подписали целую кучу контрактов, практически не торгуясь. И все срочные.

— Стоп, ничего не говорите. — Хартман засмеялся. — Как бы не выболтать секрет государственной важности.

— А, бросьте, Франс. Между прочим, вот эти сигары я приготовил для вас. Отличные гаванские сигары из Швейцарии.

Большая, большая редкость. Ими торгует один еврей из России по фамилии Давидов. Никому не говорите об этом. Я счистил его клеймо с коробки. Вот это и есть настоящий секрет государственной важности. Прозит.

Проходя по коридору третьего этажа, Гюнтер разминулся с рослым, голубоглазым блондином в форме унтерштурмфюрера СС, которого он уже видел в отеле раньше. Гюнтер поздоровался с ним и стал думать, нужно ли доложить о нем управляющему. В итоге, поразмыслив, он решил ничего Хартману не говорить.

Между тем унтерштурмфюрер свернул по коридору направо и остановился перед номером, в котором жил Берглунд. Осмотревшись, он вынул из нагрудного кармана ключ, открыл дверь и вошел в номер. Шторы были плотно задернуты. Унтерштурмфюрер включил свет. Беспорядок, царивший в номере, не сбил его с толку. Под столом стоял внушительного вида портфель из свиной кожи, больше похожий на дорожный кофр. Унтерштурмфюрер взял со стола нож для разрезания бумаг, открыл им замки на портфеле и достал оттуда толстую папку. Разложив на столе бумаги, он минуту изучал их, затем включил настольную лампу, в руках появилась крошечная латвийская камера «Минокс», и он быстро переснял отобранные документы, стараясь не смешивать их друг с другом.

Когда Гюнтер принес рецепт, бутылка коньяка на столе опустела наполовину. Лицо Берглунда вспотело и приобрело свекольный оттенок.

— Мне сказали, что это прямо-таки чудодейственное средство при подагре, — заверил Хартман, подавая рецепт Берглунду. — У нас его не купить, но в Швеции, говорят, есть.

— Спасибо, Франс. Специально поеду на Готланд, чтобы отдать отцу.

— Чем он там занимается?

— Ловит рыбу, читает… не знаю. — Берглунд насупился, между бровей прорезалась скорбная складка. Он тяжело вздохнул, допил коньяк и обратил на Хартмана беспомощный взгляд: — Понимаете, Франс, он не хочет меня видеть. Потому и уехал в такую дыру. Считает меня нацистом.

Я ему говорил: это же бизнес. А он и слушать не хочет. Ты помогаешь Гитлеру, строишь для него танки — ну, что на это скажешь?

— Ничего, Свен. Старики не живут будущим.

— Будущим?

— Конечно. Национал-социализм обращен в будущее. Так говорит фюрер.

Берглунд удивленно посмотрел на Хартмана.

— Возможно. — Он помолчал, потом с грустью произнес: — Война кончится… И что я буду делать?

Хартман взглянул на часы:

— О-о, Свен, мне пора. Через семь минут у меня деловая встреча.

Хартман не обманывал. На соседней улице в небольшом ресторанчике «Бархатный кролик» у него действительно была назначена встреча с оберст-лейтенантом Людвигом Хайко, служащим в абвере. В «Бархатном кролике» они встречались потому, что там почти всегда было людно и шумно, так что затруднительно было прислушаться к тому, о чем говорят за соседним столом, а Хайко любил поговорить о том, во что свято верил. Верил же он в то, что власть в рейхе может быть обновлена через военный переворот и убийство фюрера.