Дмитрий Поляков-Катин - Берлинская жара

— Говорят, Файлер на четверть еврейка.

— Не может быть! Дважды сесть в одну и ту же лужу! У него прошлая, кажется, была еврейка. Но он с ней предусмотрительно развелся.

Приглашение было на два лица, и, чтобы не выделяться, Хартман приехал с Дори, опоздав на час. Дори проявила большой интерес к этому выходу и долго думала, что надеть. В итоге выбрала весьма скромное платье с рисунком из темных и белых горошин, маленькую шляпку с вуалькой и не очень новые туфли на небольшом каблуке. Несмотря на неброский наряд, привлекательность девушки не осталась незамеченной: мужчины украдкой разглядывали ее, отвлекаясь от светских бесед и расфуфыренных спутниц. Когда к ним приблизилась Чехова, Дори обомлела. Обнажив безупречные зубы в радушной улыбке, актриса поприветствовала их знакомым по многим кинокартинам, сочным голосом и пригласила к столу с закусками.

— Рыба. Попробуйте, — равнодушно предложила она. — Очень свежая. Еще утром плавала в Тегелерзее.

— О, фрау Чехова, вы моя самая любимая актриса, — не удержалась от восторга Дори. — Особенно в «Милом друге». Я смотрела его сто раз. И буду смотреть еще столько же.

— Спасибо, милочка, — улыбнулась Чехова и, слегка нагнувшись к ней, шепнула: — У вас слегка потекла тушь. Загляните в дамскую комнату. Это там, налево.

Дори испуганно прижала пальцы к глазу.

— Это что же, жена ваша? — полюбопытствовала Чехова, когда Дори упорхнула.

— Нет, знакомая, — ответил Хартман и улыбнулся. — Между прочим, присоединяюсь к комплименту. Вы гениальная актриса. Мадлен Форестье — это бесподобно.

Чехова смерила его охлаждающим взглядом.

— Займите свою подругу. Пусть поиграет с кошками в чайной комнате. Минут через десять возле колонны — той, что справа, — я буду разговаривать с Зееблаттом. Подойдёте, я вас познакомлю и оставлю наедине. После этого — всё. — Чехова нахмурила брови: — Да, и пусть будет так: мы с вами познакомились неделю назад в «Адлерхофе», куда я заехала, чтобы пообедать.

— Конечно, фрау Ольга. Кстати, если проголодаетесь, приходите. Испанское вино и настоящие стейки.

— Испанец, — понимающе процедила она и величественно удалилась.

Вечеринка была выдержана в духе 30-х, дабы от войны не осталось и следа, к чему заранее призвала всех фрау Чехова. Гости с радостью подхватили идею ненадолго перенестись в мирное время и старались говорить обо всем, кроме положения на фронтах и перспективах будущих схваток. Даже военные согласились с предложенным условием и изо всех сил удерживали языки за зубами, компенсируя вынужденное безмолвие лошадиными порциями коньяка и шнапса.

— Подумать только, ты знаком с Ольгой Чеховой! — воскликнула Дори, вернувшись из туалета. — Почему ты мне не сказал?

— Сюрприз, — усмехнулся Франс, протягивая ей бокал с шампанским. — Мы знакомы всего-то неделю, и довольно поверхностно. Она и имени моего не вспомнит.

— Прекрасно вспомнила. И пригласить не забыла. Тебя трудно не запомнить.

Музыканты доиграли «Времена года» и сменили инструменты. На эстраду, неловко выбрасывая перед собой старомодные, пуговичные штиблеты, в лоснящемся штреземане и бархатной бабочке, поднялся тучный, краснощекий певец с густыми усами пожарного и, выждав минуту, мягким тенором затянул подзабытое танго «Даже в пасмурные дни» Хенри Химмеля. На площадке просторного холла закружились пары.

— Дори, милая, я тебя оставлю на несколько минут, — сказал Хартман. — Мне нужно поболтать тут кое с кем. Там, в чайной зале, говорят, водятся симпатичные кошки. Не хочешь посмотреть?

Он плеснул в бокал коньяка и через толпу гостей стал продвигаться туда, где Чехова оживленно беседовала с похожим на барсука, маленьким, рыхлым господином в сером, с претензией на элегантность, костюме, украшенном круглым значком члена НСДАП, который в народе называли «бычьим глазом». По его блестящему от пота лицу было видно, как лестно ему внимание знаменитой актрисы.

Когда Хартман поравнялся с ними, Чехова подняла руку, чтобы поправить тюрбан, и выронила веер. Хартман немедленно нагнулся и поднял его:

— Ваш веер, фрау Ольга.

Их глаза встретились.

— Благодарю вас… эээ?..

— Хартман. Франс Хартман.

Невзирая на предупреждения Гесслица, он не стал скрываться под вымышленным именем, чтобы в случае провала тень подозрения не пала на Чехову.

— Как вечер, господин Хартман, довольны?

— Вечер великолепный. Прима! — Лицо Хартмана озарилось теплой улыбкой. — Мой друг, Георг Якоби, как-то сказал: «Лучшее лекарство от хандры — это Ольга Чехова».