Дмитрий Поляков-Катин - Берлинская жара

В наступившем молчании Гесслиц вернулся на свой ящик.

— Не знаю, встречались вы с Хьюиттом по поручению Гиммлера или по своей, так сказать, инициативе, но Хьюитт является представителем Рузвельта в Стокгольме.

— Без полномочий, — упавшим голосом вставил Керстен.

— Полномочия — вещь наживная.

— И это не было инициативой Гиммлера.

— Тем хуже для вас. Думаете, мы не знаем, о чем вы говорили с Хьюиттом?

Гесслиц, конечно, не знал этого, но резонно полагал, что и Керстену не дано знать, что он этого не знает. А Керстен не говорил с Хьюиттом ни о чем конкретном. Он только обозначил готовность стать связующим звеном между американцами и Гиммлером, на которого он, будучи единственным врачом, способным снимать у рейхсфюрера желудочные боли, имел некоторое влияние. В доказательство Керстен предъявил разрешение на выезд из рейха небольшой группы голландских евреев. Однако сам факт такой встречи мог привести его на гильотину.

Поплавок дернулся на воде, но Керстен не обратил на него внимания.

— В этом нет ничего необычного, — после долгой паузы заметил он. — Хьюитт — мой пациент. И это правда.

— Замечательно, — сказал Гесслиц. — Выходит, у вас два пациента: рейхсфюрер СС и плечо президента США в Стокгольме.

— Я понимаю, это выглядит странно. Но я просто хотел, в силу своих возможностей, располагая кое-какими связями, протянуть ниточку к миру, чтобы найти способ усадить за стол переговоров враждующие стороны. В этом нет никакой моей персональной заинтересованности. Ведь я финн, нейтральное лицо… Но мир устал воевать. А я устал жить в атмосфере безнадежности.

— И вы решили, что рейхсфюрер СС — подходящая фигура для добрых дел.

— Гиммлер — реальная власть, — отрезал Керстен. — А я не политик.

— Да-да, — кивнул Гесслиц. — Я тоже. Их ведь уже не осталось. Все политики сдохли в Мюнхене шесть лет назад. С тех пор миром правят любители. И видите, что они натворили?

— Надо принимать действительность такой, какая она есть, — сухо сказал Керстен. — И делать то, что можешь сделать. Вам так не кажется? Многие просто ждут, когда небо упадет на землю.

— И это почти реальность, доктор. Это почти реальность. И кое-что в ней зависит от вас. — Гесслиц подумал, достал платок и протер вспотевшее лицо. Затем он заговорил, не отрывая глаз от неподвижной, грузной фигуры Керстена: — Скажите, доктор, есть ли у вас хоть капля сомнения в том, что, если германские ученые доведут урановые исследования до производства оружия страшной разрушительной силы, то Гитлер воспользуется им немедленно? Причем не важно, где это случится. Целые города вместе с жителями будут сметены одним бомбовым ударом. И удар будет не единичным… Параноик, бешеная горилла с урановой дубиной в лапах. Вы думаете, он обрушит ее только на русских? С какой стати? Весь мир окажется у него в кулаке. И ваша драгоценная Финляндия тоже. Вот так.

— А попади оно в руки Советов, что будет?

— Плохо будет. Но надо понимать, что, если ему суждено появиться на свет, то оно не должно оказаться только в одних руках. Это как с химическим оружием. Гитлер ведь не решился применить зарин, как это было с ипритом в семнадцатом. Почему? Да потому, что в тот же момент последует аналогичный ответ. Но и русские не идут на это. Потому что знают: стоит только разок попробовать, и Гитлер вывалит на них все свои запасы. Это — обоюдное самоубийство. Поэтому, обладая грязной химией, никто никогда не решится ее применить в боевой обстановке.

— Сейчас все говорят об оружии возмездия. Но есть ли оно? Быть может, это просто миф?

— Когда-то мифом казался пулемет.

Они опять замолчали. Потом Керстен сказал:

— Как вы верно заметили, я врач. Даже не хирург. Мануальщик. Работаю пальцами. Почему вы говорите об этом со мной? Вы думаете, по утрам я лечу больных, а вечером занимаюсь урановыми изысканями в государственных лабораториях?

— Думаю, ваши возможности превосходят полномочия иных светил физических наук, — парировал Гесслиц, прикуривая новую сигарету от окурка. — Мы живем в иерархическом обществе. Чем ближе ухо вождя, тем шире кругозор.

Кестнер окинул его долгим взглядом, несколько раз, сопя, вздохнул и опять уставился на поплавок.

— Я не знаю, кто вы, — сказал он наконец. — Но судя по наглости, у вас есть козыри в колоде… Что вам от меня нужно?

— Вы — личный врач Гиммлера. Значит, у вас с ним доверительные отношения.

— В некотором роде — да.

— Мне нужно только одно: постарайтесь узнать хоть что-то о содержании секретного доклада Гиммлера, который он передал Гитлеру четырнадцатого мая на совещании в рейхсканцелярии. Доклад посвящен последним достижениям в создании уранового оружия. Это будет единственная просьба. Больше мы к вам не обратимся.