Дмитрий Поляков-Катин - Берлинская жара

Хартман остановил машину напротив дома, в котором жила Дори. Девушка съежилась на кресле с прижатыми к ушам кулаками. Минуту помедлив, Хартман положил руку ей на плечо. Дори вздрогнула.

— Ну-ну, милая, успокойся.

— Что же делать? — чуть слышно всхлипнула она. — Что же нам всем делать?

Улица была погружена в безжизненную тьму.

Для встреч с Хартманом была выбрана служебная квартира СД в глубине двора невзрачного дома на Инвалиденштрассе, которая изредка использовалась в качестве апартаментов для сотрудников, приехавших из других городов. Преимуществом этого дома считалась возможность попасть в подъезд с двух параллельных, не связанных между собой улиц.

Шелленберг опоздал, что случалось с ним довольно часто и могло привести к дурным последствиям в иерархии помешанного на порядке и пунктуальности Гиммлера, когда бы не природное обаяние «счастливчика Вальтера», способное смягчить гнев любого начальника. Вид у него был измотанный. Он не спал всю ночь, поскольку маленький сын при первых же звуках сирен воздушной тревоги впал в такую истерику, что не мог успокоиться до утра: два года назад семья Шелленберга едва не погибла под бомбежкой, и ребенок хорошо запомнил жуткую панику того вечера. Кроме того, в преддверии начала «Цитадели» рейхсканцелярия требовала дополнительные разведданные, из США приходили путаные сведения о скорой высадке союзников в Италии, а русские запустили очередную контригру в эфире, над которой еще предстояло поломать голову, выясняя, кого из заброшенных по линии «Цеппелина» агентов перевербовали чекисты Ванина. Словом, причин для черной меланхолии было более чем достаточно. Тем не менее он смог выдавить приветливую улыбку, правда не такую сладкую, как обычно:

— А вы тут времени зря не теряете, как я посмотрю. Вино, конечно, испанское?

— Наваррское, винокурня «Бодегас Чивите», тридцать четвертый год. Пробуйте. — Хартман плеснул вина в бокал и передал его Шелленбергу.

— Вы меня подпоить хотите, что ли? Так не старайтесь, я пить умею — в отличие от многих моих коллег.

Шелленберг опустился в кресло, устало закинул ногу на ногу и принял бокал.

— Поделитесь секретом, где вы достаете такое роскошное вино?

— О, это длинная история с элементами контрабанды.

— Не юлите, я все равно узнаю.

На самом деле вино Хартман доставал из довоенных запасов «Адлерхофа», которые никак не могли истощиться.

— В прошлый раз мы с вами говорили об испанских женщинах, сегодня — о вине. Я думаю, настало время поговорить о других, пусть и не таких насущных, но все-таки важных вещах. — Шелленберг уселся поудобнее, нахохлился и стал похож на чеширского кота из кэрролловской «Алисы». — Что — там? Есть какая-то реакция от ваших друзей?

— Есть. Они хотят либо увидеть Шварца, либо получить иное подтверждение тому, что он жив и работает.

— Выходит, Лондон не верит вам до конца?

— Вы же знаете, до конца Лондон верит лишь одной королеве. Да и то, только тогда, когда она молчит.

— Признайтесь, эту шутку вы где-то вычитали.

— Не знаю. Возможно, в «Дас Шварце Корпс»?

— Все шутки в этой газете, дорогой Хартман, визирует Генрих Гиммлер. А он, как известно, шутить не умеет.

— Тогда мне ее птички насвистели.

— Me lo ha contado un pajarito. [9] Птичка мне рассказала (исп.)

— Браво, штандартенфюрер. Это высокий класс.

Подобно чеширскому коту, улыбка на губах Шелленберга все еще сохранялась, тогда как выражение лица постепенно сделалось холодным и отторгающе жестким. Он помолчал, собираясь с мыслями. Потом сказал:

— Ну, Шварц, как вы понимаете, в Лейпциге. Один. У него нет связи, нет сотрудников. И он не может вырваться в Берлин, потому что его не отпускают с работы. Но он действует. И те контакты, о которых он говорил, могут быть подтверждены. Примерно так.

— А как он связывается со мной?

— Телефон. Почта. В крайнем случае вы приезжаете в Лейпциг. Тут езды на машине чуть больше двух часов по автобану. У вас хорошая машина с оформленным разрешением на выезд за пределы города. У Шварца, кстати, такого разрешения нет.

— Отлично. Принимаю.

— Что касается подтверждения, что он продолжает работать, то, раз вашего слова недостаточно, пообещайте им встречу с Эбелем.

Хартман удивленно вскинул брови.

— С Эбелем, — подтвердил Шелленберг. — Когда по служебной надобности он приедет в Берлин. Это может быть очень скоро. — В соседней комнате часы пробили четыре, и Шелленберг нервно оглянулся. — А пока, дабы укрепить доверие, отправьте им вот это. — Он вынул из портфеля лист бумаги протянул его Хартману. — Прочитайте, Хартман, прочитайте прямо здесь. Не думаю, что вы сразу все поймете, но, может быть, у вас возникнут вопросы.