Дмитрий Поляков-Катин - Берлинская жара

— У тебя чего глаза красные? — спросил Ванин Чуешева. — Пил, что ли?

Вид у Чуешева и правда был помятый, лицо то и дело дергалось — следствие контузии во время диверсионного рейда в сорок первом в Польше.

— Да нет, полночи с потопом возились. Крыши-то все дырявые. Как дождь — так наводнение. — Чуешев усмехнулся: — У нас ведь мужиков — я да пара инвалидов. Ночью гроза-то какая была. Весь подвал залило.

Чуешев соврал. Полночи он пил водку с приехавшим на побывку товарищем, которого случайно встретил на улице. Инвалиды тоже приняли участие в веселье, но недолго: каждому хватило по полстакана, чтобы отвалиться. Товарищ уехал засветло, а Чуешев, вздремнув пару часов, вскочил по будильнику, вылил на голову кастрюлю холодной воды, побрился, съел яичницу, выпил чаю и в целом чувствовал себя в приличной форме. Он соврал, и Ванин понял, что он соврал, но сделал вид, что поверил.

Они пошли по Сретенке, оба одинакового роста, в военной форме, невольно попадая друг другу в шаг. Ванин проводил взглядом удаляющийся в сторону Дзержинки голубой троллейкар, работавший и как троллейбус, и как грузовой автомобиль на тех участках, где не было контактной сети. На бортовой платформе ехали пассажиры: дети, женщины, офицеры.

— Как думаешь, Сергей, — спросил он, — зачем это Шелленбергу? Чего он хочет?

— Трудно сказать, — пожал плечами Чуешев. — Он пока не начал свою партию. Но то, что он отпустил Баварца, прикрыв его от гестапо, и даже не стал потрошить сеть, указывает на то, что у Шелленберга на него особые виды. Понятное дело, что он будет использовать этот канал. Но как?.. Если бы речь шла о дезинформации, радиоиграх, он бы так просто его не выпустил. Он бы потряс его основательно. А так, всю неделю — ни хвоста, ни связи. Чудно.

— Однако канал засвечен. Мюллер тоже не будет сидеть сложа руки.

— Это верно. Но ведь его отодвинули.

— Я это к тому, что и за Шелленбергом в этой истории будет пригляд. Как ни крути, а Баварец очутился в прицеле сразу нескольких охотников. Я бы и Небе не списывал.

Прошли мимо кинотеатра «Уран» с выцветшей афишей «Леди Гамильтон» и огромным плакатом «Надежда на тебя, красный воин!» во всю стену. На перекрестке толстуха в засаленном переднике и нелепом кокошнике на седой голове возилась с сатуратором на тележке.

— Давай по газировке, что ли, дернем? — Ванин порылся в кармане, достал мелочь, отобрал тридцать четыре копейки и протянул их продавщице: — Нальем пару стаканчиков, барышня?

Чуешев вожделенно облизал пересохшие губы.

— Какая я тебе барышня? Барышни в семнадцатом годе все повыветривались. Досконально! — огрызнулась газировщица, не оборачиваясь, но, заметив краем глаза, что говорит с военными, смягчилась: — Рано пока, ребятки. Вот к водопроводу подключусь, тогда подходите.

Времени ждать не было, они махнули рукой и двинулись было дальше, но толстуха неожиданно смягчилась.

— Ладно, соколики, вижу, надо вам. — С понимающим вздохом оглядев Чуешева, она обтерла руки о передник и извлекла из недр тележки бутылку водки.

— Да ты что, мамаша, белены объелась? — изумился Ванин. — В этакую рань?

— Берите, берите, не бойтесь. Это просто бутылка такая. Вчера вечером в нее газировку залила с сиропчиком, закупорила, а домой взять забыла. Вот и стоит. Пока еще шипучая.

— Вот это я понимаю! — обрадовался Чуешев. — Вот уж спасибочки, фрау-мадам, выручила! — Он зубами выдернул пробку, понюхал содержимое и протянул бутылку Ванину: — Будете, Пал Михалыч? С мандаринчиком.

— Да ладно, пей первый, — усмехнулся Ванин. — Тебе нужнее.

Чуешев поперхнулся.

— Только мне глоток-то оставь.

— Я вот все думаю, Пал Михалыч, — протягивая бутылку, почесал затылок Чуешев, — а что, если Шелленберг пошел, так сказать, вразрез с генеральной линией?

— Так-так-так, — насторожился Ванин. В этом был его метод исследовать проблему: он давал своим сотрудникам свободу размышлять и отстаивать свои мысли, при этом Ванин любил и умел слушать, а после, опираясь на разные точки зрения, он делал те выводы, в которых был полностью уверен.

— По всему видно, что Шелленберг ищет выход на англо-американцев. Наши источники зафиксировали попытки его людей установить контакт с политической верхушкой Лондона. А где Лондон, там и Донован со своим УСС. Вы знаете, в Берне и Лиссабоне были встречи. Но у Шелленберга, как вы сами понимаете, проблема: он не может выйти из тени СС. С эсэсовцами никто говорить не хочет. И чем дальше, тем больше не хочет. Вот и выходит: погоны мешают, а без погон — кому он нужен?