Дмитрий Поляков-Катин - Берлинская жара

Лоб Эбеля покрыла испарина.

— Конечно, господин Кёрбель, как же… всегда… для вас…

— Вот и хорошо. Здесь штурмбаннфюрер Майер. Надеюсь, вы поладите. — Шелленберг бросил взгляд на часы. — У вас есть вопросы, штурмбаннфюрер?

— Есть. — Майер подался вперед, уперев локти в расставленные колени. — Скажите, господин Эберт, почему все-таки вы считаете, что использование тяжелой воды — тупиковый путь? Ведь тяжелая вода является отличным замедлителем нейтронов.

— Вы совершенно правы, тяжелая вода — хороший замедлитель. Но есть несколько причин, чтобы отложить работу с ней на долгое время. — Эбель заметно оживился. — Технологически сложно построить такой котел. Надо много воды, тонны. Она дорогая. Необходимо часто ее менять. Потом — доставка. Завод один, надо везти, сами понимаете, откуда. Да и коэффициент полезного действия, сравнительно с графитово-урановым котлом, у тяжеловодного замедлителя низковат, где-то процентов тридцать-сорок, знаете, не больше. Наконец, сроки. Сроки поджимают. Нету времени возиться. А графит — он вот, под ногами валяется. Главное здесь — максимально тонкая очистка. Но это, если я правильно понимаю, государственная тайна? — робко уточнил он.

— Как вы думаете, в Лос-Аламосе, в Монреальской лаборатории, они это там тоже понимают?

— Конечно. Но, насколько мне известно, пока не знают, чем заменить. Идут по этому пути. Найдут, конечно, найдут. Научная мысль, знаете, с какого-то момента становится предсказуемой… Просто мы начали раньше. Я же говорю — все дело в сроках.

— А когда мы наконец узнаем, как из… всего этого сделать оружие?

Эбель несколько секунд молчал. Затем посмотрел в глаза Майеру и ответил:

— Полагаю, что мы уже знаем, господин штурмбаннфюрер. — Он опять помолчал. — Общая картина видна лишь нескольким лицам в рейхе, но даже физики моего уровня понимают это.

Шелленберг решительно поднялся.

— Прошу простить, господа, но ровно в три меня ждут у рейхсфюрера. И помните, Эбель, ничего не кончилось, благополучие вашей семьи по-прежнему в ваших руках. Не совершайте больше глупых ошибок.

В дверях он обернулся и с улыбкой добавил:

— Может быть, нам всем повезет?

Гесслиц трижды проехал мимо «Адлерхофа», но окно в кабинете Хартмана оставалось открытым. Тем не менее он выставил на соседней улице потрепанный «БМВ» из гаража крипо с водителем по имени Андреас Бах, снабженным поддельными документами ведомства и пропуском до Магдебурга: чудом уцелевший после разгрома «Капеллы», парень надолго залег на дно, и Гесслиц не трогал его до этой минуты.

Оценивая сложившуюся ситуацию, он не видел иного выхода, кроме немедленной эвакуации Хартмана, но тот упорно молчал, не выказывая никаких знаков согласия с таким решением. Сидя за рулем, Гесслиц безошибочно вычислил гестаповских шпиков: двое перед отелем и один со стороны служебного входа. Через двести метров он свернул в переулок, вышел на параллельную улицу и заехал во двор выселенного дома, в арке которого стоял «Опель» Дундерса. Выскочив из своего «Хорьха», Гесслиц подбежал к нему и нагнулся к окну водителя.

— Господи, Вилли, — удивился Оле, отбросив сигарету, — на тебе лица нет. Никогда не видел тебя таким.

— Выезжай на улицу и остановись на противоположной стороне. — Голос Гесслица дрогнул от волнения. — На Бэкергассе ждет Андреас в криповском «Опеле». Прикроешь его, если что.

— Ты с ума сошел! Взять машину крипо — это же дикий риск. Что ты делаешь?

— Надо вывозить Франса, — отмахнулся Гесслиц. — Сменим номера, потом объявим в розыск. Мое решение — вывозить.

— Ты ставишь себя под удар, Вилли. Это неправильно.

— А Франс? Это как, правильно? У него же нет никакого выхода…

Ровно в час дня в холл «Адлерхофа» спустился Хартман, одетый в серую униформу СС с петлицей оберштурмбаннфюрера и двумя рядами аллюминиевой нити на погоне. Он подошел к зеркалу, одернул мундир, пригладил волосы и надел фуражку. Мало кто видел его в таком виде, поэтому среди персонала возникло некоторое замешательство.

— Я вернусь либо вечером, около пяти, либо уже завтра, — сообщил он предусмотрительно подскочившему к нему администратору.

— Да, господин Хартман. Но у вас сегодня две встречи.

— Отмените.

Выбивая шаг каблуками неразношенных сапог, Хартман пересек холл и вышел на улицу. Солнце брызнуло ему в глаза. Он сразу заметил машину Оле, приткнувшуюся на обочине, остановился и посмотрел наверх, туда, где на третьем этаже, по-прежнему приоткрытое, темнело окно его кабинета. Затем он подошел к своему «Опелю», поднял верх, сел в него, включил газ и сорвался с места. За ним устремились сразу две машины наблюдения. Выждав несколько секунд, в хвост к ним пристроился озадаченный Оле.