Исхак Машбаш - Оплаканных не ждут

Кроме того, должен быть еще помощник. И, вполне возможно, не один. Хотя Берузаимский всегда предпочитал работать в одиночку, на этот раз он не собирался отказываться от помощников. Хотя бы временно. Но прежде ему предстояло установить, что они собой представляют. По опыту он знал, подготовляемые к забросу казавшиеся при подготовке твердыми и находчивыми здесь, на месте, оказывались никуда не годными. Но у него был достаточно наметанный глаз. Если не подойдут…

Тагир сидел в ресторане за крайним столиком у окна. Отсюда ему был виден весь полупустой зал. А за стеклом, по которому бежали тонкие извилистые струйки дождя, улица с торопливо проходящими прохожими.

Вообще-то он не должен был находиться в этом ресторане. Больше того, он не имел никакого права находиться не только в этом городе, но и за десятки километров от него. На этот счет у него имелись самые строжайшие инструкции. Его место было не здесь, а за сотни километров отсюда, на побережье. Но сейчас ему было все равно. Пусть об этом знает тот, под чье начало он послан, пусть знают и те, кто его послал. Пусть об этом станет известно вообще всем. Это его уже совсем не волновало. Разговор с шофером, и все то, что случилось потом, сразу и бесповоротно изменило в его жизни все. Все, чем его заставляли жить последние годы.

Изменило? Вернее, сломало. Ну, а дальше, что дальше!

Он сжал голову ладонями и попытался привести в порядок свои мысли.

Два удара один за другим нанесла ему судьба в первый день пребывания на родной земле. Два удара, которые в обычных условиях он воспринял бы как величайшее счастье, ни с чем не сравнимое счастье обретения сына и самого близкого друга. И это счастье у него отняли. И он не мог, не имеет права не только обнять этих людей, но даже подойти к ним. Мало того, что они отвергли бы его, — он мог принести им величайшее несчастье и горе.

— Я вас слушаю.

Тагир вздрогнул и поднял голову. Около него стояла официантка в белом переднике и наколке.

— Пожалуйста, лелибж, — сказал он как можно спокойно, — двести граммов водки и какой-нибудь к ней закуски. Водку, если можно, сейчас.

Официантка понимающе кивнула и ушла.

Тагир смотрел в окно. Не потому ли ему было запрещено входить в город и районный центр? Может быть, там было известно, кого он здесь мог встретить? Нет, этого не могло быть. Слишком велик был риск для тех, кто его послал. Его подготовка и заброска стоили немало труда и денег. А деньги они не привыкли бросать на ветер. Это было не в их правилах.

Официантка принесла графинчик водки и закуску. Тагир налил не в рюмку, а в фужер и выпил все одним духом. Расслабляющая теплота разлилась по всему телу. Сразу стало легко и спокойно, и мысли потекли плавно и без скачков. И вдруг он почувствовал, как на глаза его навернулись предательские слезы.

Сын! Много лет назад он держал его на руках. Много лет таким он и видел его в мыслях. Другим представлять он его не мог, потому что сначала думал, а потом уже и убеждал себя в том, что того давно нет в живых. И вдруг — фотография сына на Доске почета! О нем рассказал ему все тот же шофер по дороге в райцентр. Он все еще не верил, что это мог быть Алкес, его Алкес. И когда стоял, неотрывно глядя на фотографию, не верил. Хотел не верить. И не мог. Да, это был он, несомненно он. И все-таки Тагир подошел к стоявшим у правления людям и расспросил их о главном агрономе. И в этот момент на машине приехал он сам. Стройный красивый парень, его сын Алкес. И люди, стоявшие у входа, поздоровались с ним с уважением, как со старшим, хотя некоторым из них он годился в сыновья. Потом Тагир стоял около дома, куда из правления поехал Алкес, видел женщину — его жену, которая встретила его у входа, а во дворе за палисадником бегал смуглый крепкий мальчонка, прыгнувший, после того как его позвали в дом, через забор и помчавшийся с такими же, как и он, ребятами к реке по дорожке, знакомой Тагиру с раннего детства. И звали его гоже — Тагир.

Все это Тагир видел словно в тумане и, когда Алкес вышел из дома и сел в машину, повернулся и пошел прочь, закрыв глаза, боясь, что может сделать то, чего делать он не имел никакого права. И теперь уже прежде всего — из-за Алкеса, из-за него.

И однако он должен был что-то решать. Долго так продолжаться не могло.

Сейчас он не мог привести в исполнение мысль, которая все решительнее формировалась в его сознании по мере приближения к родной земле. Тогда у него было одно сомнение — Сергей. Предпринимать что-то без его согласия было бы предательством по отношению к этому человеку, вместе с которым они хлебнули горя, какого хватило бы с излишками на десятерых. Сергей где-то здесь, в городе, надо его найти. Сергей уже должен был положить в тайник переданный с ним металлический коробок. Свой Тагир бросил в пропасть. Но Сергей не мог сделать этого. Только после того, как посылка дойдет по назначению, он сможет получить запасные паспорта и, главное, деньги. И часть из них он перешлет Тагиру до востребования. Уж, конечно, Сергей меньше всего подозревал, что Тагир тоже сейчас в городе. Но отыскать его нужно непременно. Так Тагир думал еще несколько часов назад. Теперь, возможно, эта встреча становилась бессмысленной. Даже если их намерения полностью совпали, он не мог, не имел права привести их в жизнь. Сергей должен был идти один и рассказать все. Но только о себе.