Богомил Райнов: Ночные бульвары

Когда Робер в первый раз увидел Мариaнну за витриной «Нарцисса», то подумал, что обознался. Уже дойдя до угла, не стерпел и вернулся. Это и впрямь была она, но до того изменившаяся, что он не посмел заговорить. «Оставь ее, не стоит. Это не она, хотя и та же самая… Это — другая, хотя и она.»

Но на следующий вечер — это было на прошлой неделе — Робер снова прошел мимо «Нарцисса», и Мариaнна опять была там, только не за витриной, а снаружи… И он не смог пройти мимо.

— Добрый вечер.

Она посмотрела на него с безразличием и движение головы ее было так легко, что Робер не понял, кивок ли это.

— Ты меня узнаешь?

— И что дальше…

— Разрешаешь ли присесть?

— Ни в коем случае.

— Мерси, — сказал он, придвинул ногой стул и спокойно на нем расположился.

— Сейчас официанта позову, — пригрозила она.

— Не утруждай себя — эту работу я исполню сам. Что будешь пить?

— Ты что, не слышишь? Пойми, если еще совсем не одурел — я кое-кого жду и дождаться его собираюсь одна.

— При таком положении…

Он сокрушенно пожал плечами и встал. Потом добавил другим тоном:

— Оставим эту игру. Всё, чего я хочу, — это увидеть тебя в какой-нибудь день. Мне тебе кое-что нужно сказать.

— С этого и надо было начинать.

— Тогда считай, что это — начало. Хочу тебя видеть.

— Не сейчас.

— Когда?

— В другой раз.

Она перевела взгляд ему за плечо и на лице у нее появилась слабая улыбка. Робер машинально обернулся. К ним приближался низкий плотный мужчина с проседью в волосах.

— Добрый день, Мари. За вами, никак, ухаживают?

Голос у него был добродушный и самоуверенный.

Что было дальше, Робер не слышал. Он слился с толпой.

Это было на прошлой неделе. Но нет никакой гарантии, что и сегодня не повторится то же самое, если Марианна вообще когда-нибудь выплывет из этой толпы, колыхающейся у столов и навевающей морскую болезнь.

В поисках разнообразия Робер перевел взгляд на небо.

«Сначала пейзаж из шапок, потом людской поток, а теперь — небо. Хорошо, что, куда бы ни пошел, над тобой всегда будет кусочек неба, на котором можно дать отдохнуть глазам. Особенно такого, как сегодня — после дождя, с пухлыми облаками, подгоняемыми ветром все на восток и на восток, темными облаками, похожими на фиолетовый дым, от которых еще светлее делается синева, проглядывающая местами и переходящая в теплую зелень там, над самыми цинковыми кровлями. Красивы и небо, и лето, которое после дождя ощущается даже над Парижем, и огромные тяжелые кроны старых каштанов напротив, только ты давно уже перестал видеть эти вещи. Ты гроша ломаного за них не даешь, и погода интересует тебя в основном в смысле: надеть ли плащ или можно выйти в одном пиджаке.»

Было девять часов и Робер уже знал, что Марианна не придет, а поскольку в это мгновенье мимо стола проходил официант, то он решил воспользоваться совпадением.

— Гарсон, одну «кальву».

— Люди с хорошими привычками «кальвадос» в этот час не пьют. Тем хуже. И мне один!

Это была Марианна. Она без дальнейших предисловий села напротив и лицо ее показалось ему еще утомленнее, чем в прошлый раз.

— Меня ждал?

Голос тоже усталый. Вопрос без любопытства.

— Да, тебя.

— А… Ну, вот и мы.

И когда официант поставил рюмки:

— Ты что-то хотел мне сказать.

Она в ожидании откинулась на спинку стула и скрестила ноги. Ноги она скрещивала небрежно, не одернув целомудренно юбку над оголенными бедрами. Робер вместо ответа поднял рюмку и разом опрокинул. Марианна легонько отпила, словно пробуя, затем проглотила остатки.

— Ты говорил, что хочешь мне что-то сказать, — повторила она.

— Пустое. Что я могу тебе сказать?

— Откуда мне знать? Тебе одному известно.

— То, что я хотел сказать, давно сказал. Ничего другого с тех пор придумать не смог.

— Тогда к чему была та комедия на днях?

— Так. Без глубоких причин. Хотел тебя видеть, и все.

— Вкусная отплата за несбывшуюся любовь, что ли?

В машинальной улыбке полных ярко-красных губ было что-то бесстыдное, однако Робер не ощутил желания реагировать.

Она смотрела на него без особого интереса и словно ожидала ответа. Потом сказала совсем без связи:

— Знаешь, а ты довольно сильно изменился. И не в лучшую сторону.

— Например?

— Например? Ставишь меня в неудобное положение…

— Ну, не деликатничай уж так.

— Я и не деликатничаю. Но перемен в тебе так много, что просто не знаю, с которой начать.

— Начни с чего хочешь, — безразлично предложил Робер, выплюнув на тротуар мокрый окурок и достав новую папиросу.