Чингиз Абдуллаев: Атрибут власти

Машков мрачно взглянул на Дронго.

— Поэтому вы заранее приготовили четыреста граммов пластида?

— Да. Абрамову ежедневно давали психотропные средства, и он был немного не в себе. После вынужденного более чем месячного заточения он все равно передвигался бы с трудом. Никому и в голову не пришло бы проверять его ноги.

— А почему вы были уверены, что встречать освобожденного журналиста приедет сам президент? — поинтересовался Машков.

— Такова традиция во всех странах. В Италии, Франции, Румынии. Никто не станет проверять несчастного журналиста в такой момент. Тем более — на наличие в его ногах пластида. В лучшем случае сотрудники спецслужб обыщут его одежду. Или поменяют старую одежду на новую. Расчет строился на обычной психологии. Кто будет подозревать несчастного заложника, которого только что освободили? Он истощен, почти ничего не помнит, плохо говорит, с трудом передвигается. Но зато уже обрел ореол героя и мученика благодаря нашим усилиям. Все эти факторы в его пользу. А в момент встречи в аэропорту, когда там было бы полно журналистов, кто-то из наших людей просто подал бы импульсный сигнал.

В решающий момент живая бомба сработала бы. У человека, находящегося рядом, не было бы никаких шансов. План абсолютно гениальный. Следовало только провести нормальную рекламную кампанию в пользу этого журналиста. И можно было считать, что террористический акт в принципе готов. Мы уточнили психотип президента, его психическую стабильность, его готовность к самопожертвованию. Основным атрибутом власти являются представительские функции главы государства. Он обязан появляться в такие сложные моменты перед объективами телекамер. Это одна из самых важных составляющих президентской власти. Работа на популизм, на электорат. И чисто человеческое сочувствие измученному долгим пленом журналисту. Мы придумали лучшее преступление, какое только возможно. Просчитали все нюансы, все возможные факторы. И нам казалось, что успех почти гарантирован. Но мы не учли одного небольшого момента — возможности появления вашего эксперта, который наверняка сумел прочитать наши сообщения не так, как их читали все остальные. Нам казалось, что вы не допустите к этому расследованию посторонних лиц. Мы были в этом убеждены. К сожалению, вы нас переиграли. Примите мои поздравления, генерал. — Дзевоньский невесело усмехнулся и вздохнул.

— Это означает, что вы отказались от ваших замыслов?

— Конечно, нет. Гейтлер на свободе, и все, что мы замышляли, будет исполнено. Может, немного иначе. И в другой форме. — На этот раз Дзевоньский усмехнулся чуть веселее. — И вообще, генерал, на вашем месте я не стал бы примерять новые погоны. Боюсь, пока вы не найдете Гейтлера, вам следует подумать о нынешних. Вы вполне можете лишиться и их. Даже если считать вашим огромным успехом захват такого противника, как я.

Машков угрюмо посмотрел на Дзевоньского. Он понимал, что все им сказанное — правда. И поиски Гейтлера должны начаться прямо сейчас. Кивнув Дзевоньскому на прощание, он показал ему на дверь. Тот поднялся, сложил руки за спиной и, тяжело ступая, вышел из кабинета. Машков повернулся к Дронго.

— Придется все начинать заново, — невесело предположил он. — А если этот Дзевоньский прав? За свои погоны я не волнуюсь. Но как нам быть? Снова вести поиски с нуля? Не зная, где, с кем, почему, от кого и куда. Наша победа оказалась пирровой.

— Нет, — запротестовал Дронго, — ты же слышал, что он сказал. Если бы мы опоздали всего на несколько часов, все могло закончиться куда более плачевно. После операции Абрамов был бы обречен. А если бы состоялась эта встреча…

— Мы предотвратили самое невероятное покушение в истории терроризма, — Машков посмотрел другу в глаза, — а теперь должны сказать, что ничего не добились.

Дронго промолчал. Оба понимали, какую сложную операцию они завершили. И какой сложной будет задача, вставшая перед ними. Теперь они должны будут остановить самого генерала Гельмута Гейтлера, вычислив его «резервный вариант». А это задача беспримерной сложности и неслыханного мужества. Что мог придумать этот человек, считающийся гением терроризма? Что замыслил его изощренный и опытный мозг? Где он скрывается, когда и где собирается нанести удар? Они не знали этого. И никто еще не знал.

В кабинет осторожно вошла Нащекина. Глянув на двоих мрачных мужчин, она в недоумении остановилась, не понимая, почему они в таком удрученном настроении.