Сергей Донской - Дату смерти изменить нельзя

– Значит, нас убьют? – тихо выговорила Лиззи. – А мы будем сидеть и покорно ждать?

– Дату смерти изменить нельзя, Лиза, – торжественно и печально произнес Бондарь. – Ее не перенесешь, не отсрочишь.

– Но я не хочу умирать!

– Кто хочет?

– Давай кричать, стучать, – заволновалась Лиззи. – Пусть придет этот ужасный кореец в испорченных очках, пусть выслушает нас еще раз.

Американке не требовалось никаких усилий для того, чтобы полностью вжиться в свою роль. Она по-настоящему опасалась за свою жизнь. В принципе такой пессимистический подход был оправдан. Ведь, как ни крути, капкан, в который добровольно сунулись Бондарь и Лиззи, захлопнулся. Нужно было постараться, чтобы не просто выбраться из него, но и перехитрить противника.

– Эх, плавал бы я дальше и горя не знал, – мечтательно произнес Бондарь. – Муссоны, пассаты… – Решив, что разумнее не углубляться в малознакомую метеорологическую область, он продолжал, припоминая все, что запомнилось ему с детства по приключенческим романам. – Знала бы ты, Лиза, какой это восторг – поймать ветер и лететь вперед. – Подумав, что современные морские волки вряд ли ходят под парусами, Бондарь перешел к общим фразам.

Закатное солнце над волнами… Вахта у штурвала… Пенистый след корабля… Голубой атлас неба…

Терпеливо выслушав всю эту белиберду, Лиззи вздохнула:

– Да, без неба плохо. И на солнце я бы с удовольствием посмотрела. Интересно, который сейчас час?

Бондарь машинально взглянул на запястье, с которого после обыска исчезли часы, и буркнул:

– Понятия не имею.

– Зачем им понадобились наши вещи? – спросила Лиззи.

– Для коллекции. Может быть, в этом подвале когда-нибудь организуют музей.

– Какой музей?

– Краеведческий, – ответил Бондарь. – С экспозицией, посвященной замурованным заживо посетителям ресторана «Конбе».

– Ты меня лучше не пугай, – попросила Лиззи, пристраиваясь рядом. – Мне и так страшно. Корейцы такие жестокие.

– Что ты! Милейшие ребята. Гостеприимные, с чувством юмора.

– Мне не нравится юмор такого рода. Видел, как они заглядывали мне в трусы? Я чуть не умерла от стыда и отвращения.

– Напрасно, – сказал Бондарь, сохраняя каменное выражение лица. – Любопытство юношей носило отнюдь не физиологический характер.

– Не фи-зи-о-ло-ги-чес-кий? – переспросила Лиззи. – Что ты хочешь этим сказать?

– Секс тут ни при чем.

– Странно. Что же тогда корейцем понадобилось у меня в трусах? Они желали убедиться, что я не переодетый мужчина?

– Когда ты причесана и накрашена, никто не перепутает тебя с мужчиной, – заверил американку Бондарь. Ирония до нее не дошла. Но тема не представлялась Лиззи исчерпанной, а потому она наморщила лоб и призналась:

– Не понимаю.

– Национальные традиции, – безмятежно сказал Бондарь. – Корейцам понравилось твое белье, не более того.

– Женское белье? – не поверила Лиззи. – Тут замешан фетишизм?

– Нет.

– Тогда в чем дело?

– Ребята рассказывали, что в Северной Корее шьют слишком некрасивые, слишком грубые мужские трусы. Они предпочитают носить женские. Конечно, не афишируя этого.

Собственная шутка не казалась смешной Бондарю, но он и не намеревался веселить кого-либо. Он надеялся, что темница прослушивается, и провоцировал Пьо на активные действия. В конце концов, если спектакль не удался, то все кончено. Умирать, так умирать. Желательно раньше, чем Бондарю и Лиззи придется ходить по нужде чуть ли не под себя. Не испытав муки жажды и голода. Не с опухшими от отсутствия никотина ушами.

– Верится с трудом, – сказала Лиззи, переварив услышанное. – Мужчина, которого они называют Пьо, превратился в настоящего головореза, когда перестал кланяться и улыбаться. Я не способна представить его в бикини.

Если бы Лиззи и поднапряглась, то все равно не успела бы. Ворвавшийся в каменный мешок Пьо не оставил места воображению. С перекосившимся от ярости лицом он первым делом подскочил к Бондарю, вздернул его на ноги и замахнулся кинжалом. Это был момент истины. Бондарь даже не подумал поставить блок или помешать корейцу каким-либо иным образом. Это противоречило избранному образу. Нетрезвый, деморализованный моряк не успел бы отреагировать так быстро. Бондарь тоже не стал реагировать. И принял удар, от которого у него потемнело в глазах.

– А еще говорят, что моряки сохраняют равновесие при любых обстоятельствах, – насмешливо сказал Пьо. – Какой ты неустойчивый, Женя. Как же ты держишься на палубе в шторм?