Сергей Донской - Шпион, который ее убил

…вот капитана хватают за шкирку и волокут к двери, а он, моментально растерявший все свое самомнение, тщетно пытается вырваться из крепких рук охранников, умоляя Морталюк отменить приказ…

…а вот его, растрепанного и жалкого, с рубахой, выпроставшейся из брюк, выталкивают прочь, подгоняя пинками и затрещинами…

…уцепившись за дверь, он хочет сказать что-то напоследок, но вылетает из зала, как пробка от шампанского…

Ничего подобного не произошло. Морталюк, вставлявшая сигарету в мундштук, замерла, некрасиво открыв рот. Щусевич издал нечленораздельный звук, словно на его шее затянули невидимую удавку.

Силуэт Бондаря сделался размытым и прозрачным, так стремительно он крутнулся на месте. Разворачиваясь лицом к охранникам, он подхватил стулья, за спинки которых держался. Выпущенные из рук, они взмыли в воздух, одновременно достигнув каждый своей цели.

Добрынин, проявивший завидную прыть, умудрился отреагировать на внезапную атаку. Его правая рука не только скользнула под пиджак, но и коснулась рифленой рукоятки пистолета. А вот порадоваться собственной ловкости Добрынин не успел. Сбитый стулом с ног, он, подобно девяностокилограммовой кегле, опрокинулся на пол, после чего в сознании его случился временный сбой.

Его менее подвижный напарник, не мудрствуя лукаво, выставил перед собой руки и поймал стул за ножки, слегка ушибив при этом пальцы. Избавиться от мешающего предмета Шахову было не суждено.

Чтобы преодолеть четыре метра, отделяющие его от охранника, Бондарю понадобилось два прыжка, а чтобы завершить начатое – всего один расчетливый удар. Не тратя времени на сжимание кулака, он поддел шаховский подбородок основанием ладони.

Клац! От зубодробительного удара у Шахова мозги встали набекрень. Ему показалось, что голова слетела с плеч долой и покатилась по залу, окруженная россыпями искр. Разумеется, никаких искр не было. То грюканье, которое доносилось до Шахова, производила не его голова, а выроненный стул.

Сам Шахов сидел на полу, бессмысленно уставившись в темноту, сгустившуюся перед глазами.

– Продолжать? – прозвучало в его ушах.

Он понятия не имел, кто задал этот вопрос, точно так же, как не сообразил, кому принадлежит голос, произнесший:

– Не стоит, Евгений Николаевич. Будем считать, что первый отборочный тур вы выдержали. Приступим ко второму?

Когда горе-охранников увели, а стулья были водворены на место, Бондарь без приглашения опустился на один из них и вопросительно посмотрел на госпожу Морталюк:

– Что дальше? По правде говоря, подобные аттракционы меня не вдохновляют. – Бондарь поморщился. – Служба охраны у вас никудышная, Маргарита Марковна. Вашим секьюрити вагоны бы разгружать или в носильщики на вокзал податься. Там им самое место.

– Я обдумаю ваше замечание, – усмехнулась Морталюк, и что-то в ее взгляде подсказало Бондарю: карьера парней в качестве охранников завершена.

Ему их жалко не было. Он и в самом деле полагал, что здоровым молодым людям негоже выполнять роль денщиков при капризных бизнес-леди. Может быть, благодаря сегодняшнему конфузу они подыщут себе более достойное занятие?

«А вот мне придется побыть у Морталюк на побегушках, – мрачно подумал Бондарь. – Никуда от этого не деться. Характер я уже показал, но перегибать палку нельзя. Как бы эта сука ни уважала чужую силу, а чересчур независимых людей она рядом с собой не потерпит».

Прежде чем заговорить, Бондарь улыбнулся той слегка смущенной улыбкой, которая неоднократно отрабатывалась им перед зеркалом наряду с другими выражениями лица, пригодными для любых случаев в жизни. Все это были лишь маски, надеваемые в зависимости от ситуации. У хорошего контрразведчика их превеликое множество. Дерзкий Бондарь, самоуверенный Бондарь, а теперь вот – виноватый Бондарь.

– Не хочу кривить перед вами душой, – сказал он. – Можно начистоту?

– Нужно начистоту, – поправил его Щусевич, лгавший столь часто и охотно, что порой затруднялся отличить вымышленные факты своей биографии от тех, которые действительно имели место.

– Я изо всех сил старался не ударить лицом в грязь, – продолжал Бондарь, – но, кажется, переусердствовал. – Он посмотрел в глаза Морталюк, после чего уставился в пол. – Просто мне никогда не доводилось зависеть от женщины… пусть даже красивой женщины. – Его голос звучал все глуше и глуше. – Это задевает мое мужское самолюбие. Мне трудно вести себя адекватно.