Сергей Донской - Шпион, который ее убил

– Черт с тобой, – буркнул Бондарь, сопровождая свои слова раздраженным взмахом руки. – Оставайся. Но не надейся, что я откажусь от работы и буду сидеть подле твоей юбки.

– Я не надеюсь, – тихо произнесла Тамара. – Но все-таки не бросай меня одну надолго, ладно? Иначе я умру.

– Прикуси язык, – бросил Бондарь, направляясь в спальню.

Тамара была слишком обессилена спором, чтобы последовать совету. Она не прикусила язык, а доплелась до дивана и упала на него, чувствуя себя совершенно разбитой и опустошенной. Знала бы она, что кто-то там, наверху, где вершатся человеческие судьбы, услышал ее последние слова и взял их на заметку…

Маргарита Марковна Морталюк откинулась на спинку кресла и прищурилась, разглядывая вошедшего. Он оказался выше, чем она ожидала. Причиной тому была подчеркнуто прямая осанка и свободно развернутые плечи Бондаря. Остановившись на пороге, он смотрел куда-то поверх голов сидящих за столом. Его руки свободно свисали вниз, свидетельствуя о том, что их обладатель не испытывает ни волнения, ни чувства неловкости. Он не переминался с ноги на ногу, не покашливал и не делал лишних движений. Молча стоял. Молча ждал. Достаточно было присмотреться к его лицу, чтобы понять: этот человек не привык суетиться или заискивать.

– Подойдите, пожалуйста, ближе, – доброжелательно сказала Морталюк, сопровождая приглашение манящим движением пальца. – Сколько вам лет?

– Двадцать семь, – ответил Бондарь, делая два шага вперед.

В его серо-голубых глазах не промелькнуло ни тени смущения, когда Щусевич поспешил уличить его во лжи:

– Неправда! Вам уже за тридцать, Евгений Николаевич!

– Зачем спрашиваете, если знаете? – Бондарь пожал плечами.

– Откуда вам известно, что мы знаем, а что нет? – запальчиво спросил Щусевич. Внешне напоминая жуткого монстра, он вел себя как мальчишка.

Бондарь удостоил его долгого задумчивого взгляда, после чего неохотно разжал губы:

– У вас ведь не какая-нибудь шарашкина контора, а солидная фирма. Без тщательной проверки вы даже шофера на работу не принимаете, не то что сотрудников секьюрити.

– Наводили справки? – полюбопытствовала Морталюк.

– Так же, как и вы, – невозмутимо ответил Бондарь.

– По своим фээсбэшным каналам?

– По своим бывшим фээсбэшным каналам.

– И много удалось накопать?

– Достаточно, чтобы убедиться, что вы мне подходите.

– Ого! – вскричал ерзающий в кресле Щусевич. – Мы ему подходим, ты слышала, Марго? А он нам?

– Полагаю, что да, – сказал Бондарь. – Вам нужен хороший специалист с соответствующими навыками и опытом.

– А вам? – осведомилась Морталюк. – Что вам нужно, Евгений Николаевич?

– Хороший и стабильный заработок, Маргарита Марковна. Причем очень хороший. – Бондарь позволил себе полуулыбку, однако его подбородок, помеченный горизонтальным шрамом, оставался надменно приподнятым, а глаза не излучали ничего, кроме арктического холода. – Дело в том, что я не собираюсь работать на кого-либо до старости. Год, от силы два. За это время я должен скопить достаточно денег, чтобы больше никогда не наниматься на службу.

– Вы не любите работать? – изобразила удивление Морталюк.

– Не больше, чем любой из присутствующих, – уклончиво ответил Бондарь.

– Мне не нужны лентяи.

– Не думаю, что в этой комнате есть хотя бы один лентяй.

– Ого! – повторился Щусевич.

– Вы держитесь слишком самоуверенно, – заметила Морталюк. – Не боитесь, что наше собеседование закончится прямо сейчас?

– Нет, – просто ответил Бондарь. – У меня много других вариантов.

– У нас тоже, – вставил Щусевич.

– Вы даже представить себе не можете, сколько отставных офицеров претендуют на тепленькое местечко, – поддержала помощника Морталюк. – Из разведки, из спецподразделений, из вашей конторы. Государство вас не ценит по достоинству. Оно бросило вас на произвол судьбы.

– Государству виднее, – пожал плечами Бондарь.

– С вашим послужным списком, – продолжала Морталюк, – вы могли бы сделать блестящую карьеру…

– Где угодно, кроме этой богом проклятой страны, – квакнул Щусевич.

– Я не карьерист, – сказал Бондарь. – Прежде у меня имелись кое-какие идеалы и принципы, но к настоящему моменту они отброшены за ненадобностью. Можете считать меня прагматиком и циником, меня это не колышет. Я хочу обеспеченной жизни. Любой ценой.