– Стойте!
Он выбрался на насыпь. Он с трудом волочил ноги. Его лицо было черным, в щетине небритой бороды и щек струпьями засохла кровь. Его глаза, так же как и ружье, лежащее в сгибе левой руки, были направлены на приземистого. Он сказал обходчику глухим, внятным голосом:
– Очень опасный бандит! Диверсант!.. Они посеяли яйца саранчи. Около канала.
Все было так удивительно, что слова «бандит», «диверсант» и «саранча» не сразу связались в сознании обходчика в образ, требующий ответа и действия. Он повторил:
– Диверсант?.. Посадил саранчу?.. – И вдруг взмахнул длинным гаечным ключом: – И ты его поймал? Понятно!.. – Обходчик замахнулся на Сударева. – Гад, гад! А ну! Не таращи глаза! – кричал он. – И откуда ты выполз, гадюка!
Обходчик обратился к Алонову:
– Снимай погон с ружья. Сейчас мы его для верности спутаем!.. – и кричал на диверсанта так, точно тот был за версту: – Давай, давай! За спину!.. Не вертись! Однако здоров! Черт!.. Стой, а то стукну!.. Кому говорят, паразит! Нежничаешь? Рельсы покрепче тебя, и те гнутся!.. – Обходчик скрутил руки Сударева, приговаривая: – Шипишь, змея? Глаза у тебя подходящие. А язык-то прикусил? Что?! Поломали тебе зубы?..
Он оттащил Сударева к кювету, пригнул, заставил сесть и связал ноги бандита куском бечевки.
Алонов сидел на краю низкой насыпи, глядя на диверсанта. Ружье было наготове.
– Ты что? Болит? Царапнули-таки тебя! – быстро и ласково говорил обходчик. – Ничего. Ты не думай. Ведь в голову – так либо сразу, либо лёгко.
– Я устал, – коротко ответил Алонов. – А его нужно в город.
– Правильно… – согласился обходчик. – А он что, один был?
– Нет, второй ушел.
– Ушел! Вот это, брат, плохо. А?
– В город, в город нужно! – настаивал Алонов.
– Станция от нас далековато. У моста охрана есть… Или позвонить из будки? Тоже далеко, покуда придут… А мы вот что с тобой сделаем: пассажирский остановим. Скоро семьдесят восьмой пройдет. Для такого случая – можно… А ты, слушай сюда, крепись! Ты теперь ни о чем не думай, – успокаивал обходчик Алонова.
Он отбежал на несколько десятков метров, достал из подвешенной к поясу жестяной коробки три петарды и прикрепил их лапками к рельсам. Потом вернулся к Алонову и развернул флажок.
Дома
1
Солнце садилось.
Машинист пассажирского поезда издали заметил обходчика, стоявшего на обочине пути. Фигура человека, освещенного сзади вечерней зарей, была отлично видна, но цвет ткани флажка не различался в неверном вечернем освещении. Однако флажок был распущен, и обходчик размахивал им.
Готовясь к остановке, машинист плавно снижал скорость. Когда правое колесо паровоза раздавило первую петарду, начавшаяся уже мягкая работа пневматической тормозной системы превратилась в мертвую хватку.
Поезд остановился так, что будка машиниста пришлась над обходчиком. Перегнувшись из выреза окна, машинист брюзгливо спросил:
– Чего стряслось? Излом?
Подразумевался излом, разрыв рельса. Обходчик ответив криком:
– Диверсанта поймали!
Молоденький помощник, успевший выскочить на насыпь, поторопился с выводом:
– Куда взрывчатку заложил?
Обходчик возразил:
– Чего там взрывчатка! Саранчу распустили!
Машинист подавал тревожные гудки. К голове поезда изо всех сил, точно наперегонки, бежали главный кондуктор и начальник поезда:
– Почему остановка? Что за тревога?
Алонов сидел, держа ружье на коленях и не отрывая глаз от Сударева. Он слышал голоса, но не вдумывался в смысл слов. Чья-то рука резко взяла его за плечо:
– Товарищ, товарищ! Что тут у вас случилось?
Кто-то присел рядом на корточки. Алонов видел плечо с погоном майора. С каждой минутой Алонов слабел. Он с усилием указал ружьем на Сударева:
– Главарь шайки диверсантов. Они зарыли в землю массу кубышек саранчи в районе водохранилища канала.
– Саранчи?! – подозрительно, недоверчиво переспросил майор государственной безопасности.
– Да. Есть доказательства… Примите у меня диверсанта… Вот доказательство. – И Алонов вытащил из кармана коробку.
Майор открыл. При виде странных предметов, похожих на закопченные миниатюрные тыквы-горлянки, настороженность исчезла.
Алонов говорил с натугой, его голос звучал вяло, тускло:
– Наблюдайте за диверсантом. Не опускайте глаз… Он хотел броситься на меня, чтобы покончить с собой. Он может попробовать повторить…
Майор спрятал в свой карман коробку, ставшую особенной ценностью – вещественным доказательством, уликой.
Читать дальше