Валентин Иванов - По следу

Закусив, Алонов занялся ревизией своих боевых запасов. В патронташе оставалось пятнадцать зарядов. Из карманов своей легкой куртки он достал патроны, побывавшие в болоте, – ровно двенадцать штук. Вода не успела проникнуть внутрь. Всего, считая два заряда в стволах, Алонов имел двадцать девять выстрелов.

Отправляясь в степь на разведку пастбищ, он не собирался охотиться в настоящем смысле этого слова. Трех-четырех выстрелов в день в местах, богатых дичью, совершенно достаточно, чтобы прокормить себя и собаку. Вчера он стрелял лишь дважды и выбил из стаи четырех куропаток.

Всем, или почти всем, охотникам свойствен страх остаться без зарядов и жадность к лишним запасам. Конечно, лучше вернуться домой с полным патронташем, чем остаться без выстрела в поле. Алонов захватил из дому не только полный двухрядный патронташ, но бросил в мешок хорошую горсть патронов. Десяток зарядов был в кармане украденной у него ватной куртки. Он привез бы домой половину запаса. Но из такого большого для хорошего стрелка количества зарядов только четыре были настоящими, подходящими для того, что случилось с Алоновым. Три заряда с торчащими из гильз свинцовыми пулями были в патронташе, один – в левом патроннике ружья.

Еще мальчишкой Алонов запомнил слова одного старого охотника:

– Куда бы я ни топал – всегда на мне найдутся полдюжинки крепких зарядиков с жаканами.

– А вы их часто пускаете в дело? – спросил старика мальчик, уже знавший, что даже волка чаще всего бьют не пулей-жаканом, а картечью.

– За тридцать годов ни разу не пришлось, кроме как в цель. Вот оно какое дело, парень.

– Так на что же они вам? – никак не отставал хотевший все знать и понимать мальчик.

– А так, на всякий случай. Мало ли что. Таскаешь ружье – таскай и пулю. Понял?

Обзаведясь собственным настоящим ружьем, юноша последовал совету бывалого, предусмотрительного человека. И вот теперь они так пригодились и пригодятся – эти бесполезные тяжелые патроны. Они придают ему силу и уверенность. Их даже мало. Что, если понадобится еще?

Лежа на боку и поглядывая в сторону привала врагов, Алонов достал и разрядил несколько дробовых патронов. Своим большим острым ножом он разрезал на куски носовой платок и завязал дробовые заряды в маленькие кусочки тканей. Потом он добавил в каждую гильзу пороха из побывавших в воде патронов.

Когда-то ему приходилось слышать, что таким способом северные охотники иногда выходят из затруднительного положения. Он проверял опытом – верно, завязанная в тряпку дробь вылетает из ствола сплошной массой и бьет пулей. В шариках свинца центробежные силы развиваются слабо, дробь не разрывает ткань. Такой снаряд впивается в мишень вместе с тряпкой.

Однако импровизированные заряды не могли сравниться с настоящими пулевыми. Свои боевые заряды Алонов заготовлял обдуманно и тщательно. Он взвешивал деревянные стерженьки и свинцовую насадку на весах совхозной аптеки и умел добиться точного, всегда одинакового веса. Порох он отвешивал в количестве почти в два раза большем, чем для выстрелов дробью. Периодически стреляя по мишеням, Алонов хорошо приноровился к точной, совершенно одинаковой снарядке самодельных пулевых патронов. Он достигал неожиданных результатов для обыкновенного гладкоствольного ружья, сажая пулю в пулю на двести шагов. Он знал, что пуля пойдет и дальше, сохраняя убойную силу. Но на ружье не было прицельной рамки, дальний бой оказывался неточным, а Алонов по характеру не любил случайного, неопределенного.

Дробь в тряпке вместо пули, пороховой заряд неопределенного веса, отсутствие пристрелки… Все это могло быть лишь весьма несовершенным подражанием настоящим алоновским патронам. Он счел, что такой выстрел может ему пригодиться на расстоянии до сотни шагов. Все же куда лучше совершенно бесполезной дроби.

Странная картина… Еще вчера мирный человек, безобидный молодой зоотехник, забившись в полынь, готовил запасные заряды, чтобы стрелять в неизвестных ему людей, которые, в свою очередь, расположились не так далеко от него в степной роще и, наверное, считали, что километров на сорок нет ни души.

Окончив приготовление последнего заряда, Алонов забеспокоился. Он не умел по-настоящему определять время по состоянию неба и положению солнца. Встречаются крестьяне, которые с точностью до десяти минут называют час, взглянув даже на затянутое облаками небо. Алонов лет с тринадцати не расставался с часами, берег их – словом, он не помнил дня, чтобы у него не было часов. Труд и уважение ко времени приучили его всегда знать час и минуту. Как сейчас ему мешало отсутствие часов! Алонов упрекнул себя, что не заметил положения солнца, когда остановился.