Виктор Давыдов - Кто бросит камень? Влюбиться в резидента

— Вот так сюрприз! Ты откуда?

— К тебе можно? Ты один? — она почему-то тоже нервничала, сжимая в руках вместительную дамскую сумочку.

— Конечно, проходи, я один, — развел он руками, чувствуя, что сейчас произойдет что-то важное. «Неужели тот разговор в такси в ночь их знакомства имел серьезную основу?»

— А где твоя Анюта?

— Куда-то запропастилась. Вот жду, может, позвонит. Ты проходи, садись, — он взял Ольгу за руку и потянул за собой.

Однако девушка высвободила руку, закрыла дверь и, сославшись на нехватку времени, осталась на месте:

— Ты сегодня не собираешься идти в музей? В музей Революции?

— В музей? — заоблачные романтические видения Михаила дальнейшего развития ситуации с грохотом шлепнулись на землю. — Не знаю, наверное, пойду. А что?

— И опять с книгой?

Глебов пожал плечами, холодея от неясного предчувствия.

— Я вот все путаю, — медленно произнесла Ольга. — В здании музея раньше размещалась городская Дума или… — она сделала паузу и пронзительно глянула в глаза Михаила. В следующее мгновение тот все понял.

— Ошибаетесь, — от волнения он перешел на «вы». — Там был Немецкий клуб… извините, Английский клуб, — он сделал ударение на первом слоге.

— Ну вот и познакомились еще раз, — деловым тоном произнесла Ольга. — Слушайте внимательно, Леонид. Здесь, — она достала из сумочки пакет, — чистые документы. Если через час я не позвоню, немедленно покиньте квартиру и снимите другую, лучше в Подмосковье. Кроме того, там еще инструкции по связи. Вы все поняли?

Глебов нерешительно кивнул:

— А что стряслось-то?

— Об этом потом. Инструкцию по связи выучите и уничтожьте. Ясно?

Михаил снова кивнул, на этот раз более уверенно. Ольга неожиданно вздохнула, улыбнулась и, повинуясь какому-то внутреннему порыву, провела рукой по его щеке, но тут же встряхнула головой и снова посерьезнела:

— Все. До встречи.

Прохоров, не торопясь, шел из магазина. Холодильника у него в квартире не было, и, с учетом установившейся теплой погоды, он каждый раз покупал продуктов на один день, максимум на два. Поднимаясь по лестнице, он с удовлетворением отметил, что дыхание оставалось ровным, а мышцы ног прямо-таки требовали увеличения нагрузки. В молодости он долго занимался бегом и даже имел когда-то спортивный разряд, но в последние годы из-за занятости на работе как-то отошел от этого дела. Стоя у входной двери, он прислушался к своему организму и с неудовольствием ощутил учащенное сердцебиение. «Все, возвращаюсь и начинаю снова тренироваться, а то так можно и совсем в тираж выйти», — решительно сказал он сам себе. Отыскивая в кармане ключ, он услышал в коридоре настойчивые трели телефонного звонка, и, похоже, желающих поднять трубку среди жильцов не находилось. Захлопнув дверь, он взял трубку и, к своему удивлению, услышал голос Климова:

— Николай Николаевич, мне сейчас доложили, что Львов бузит. Час назад ходил в магазин, крепко с похмелья. Купил еще водки, — волнение лейтенанта выдавали сбивчивая речь и учащенное дыхание. «Вот в чем разница между нами: у меня дыхание сбивается от лестничных ступенек, а у Никиты от реального дела», — успел подумать Прохоров.

— …Но, самое главное, он по дороге позвонил кому-то из автомата, просил срочно приехать, ему, мол, очень плохо. Я попытался найти Никитина, он дежурит, но недавно куда-то выехал. А за мной только-только машина вышла, пока до меня доберется. Выручай!

Сердце Прохорова обрадованно подпрыгнуло.

— Короче, что надо делать? — спросил он, зная заранее ответ Климова.

— Поезжай к нему немедленно, зайди и покарауль, пока я не подскочу. Если кто придет, задерживай, так что прихвати ствол.

«Короче, Никита, надо спасать игру», — яростно сам себе выдохнул старый опер.

— Ствол всегда при мне. Давай адрес.

Чайник сипло свистнул, и струя пара вырвалась из его горделиво задранного носа. Сняв его с огня, Эдуард Петрович наполнил чашки чаем и поставил их на стол. Анюта, умытая и причесанная, не смогла скрыть удовлетворения предложенным напитком. Мужчина это заметил:

— Я вижу, к чаю вы относитесь более дружелюбно, чем к кофе.

— Что делать, — она смущенно пожала плечами, помешивая ложечкой в стакане. Стыд и неловкость, которые она ощутила, проснувшись в чужой постели, еще не покинули ее. Эдуард Петрович внимательно посмотрел ей в глаза, и Анюте показалось, что он, как музыкант с листа, прочитал ее душевное состояние.