Арсений Замостьянов - Спасти Вождя! Майор Пронин против шпионов и диверсантов

Бронсон достал блокнот и модерновое, невиданное в Советском Союзе перо. На этой встрече не было стенографисток! Они отвлекают, мешают свободной беседе...

– В мире немало сторонников социалистического развития, – начал Бронсон. – В годы Великой депрессии даже в моей стране власти стали учитывать опыт Советского Союза. Ощущаете ли вы себя вождем интернационального сообщества коммунистов? Или все-таки – только главой Советского государства?

Сталин, кажется, не успел выслушать перевод вопроса, как начал медленно, обстоятельно отвечать:

– Вы упомянули Великую депрессию. Мы предсказывали ее. Но когда горячие головы объявили депрессию концом мирового империализма, концом буржуазии – я нэ смог с этим согласиться. У капитализма еще есть силы, есть ресурсы, чтобы видоизменяться и развиваться. И нам долго придется сосуществовать на одной планете. Во всяком случае – десятилетия...

Сталин говорил долго. Он не отвечал на вопрос напрямую: в таком случае Бронсон постарался бы прижать собеседника к стене. Сталин хладнокровно и логично теоретизировал. Бронсона эти финты не удивили: он высоко оценивал риторическое мастерство Сталина. Это германский фюрер любил покричать, погримасничать, размахивая руками. А Сталин спокоен и даже ироничен. Но за этим спокойствием чувствуется и впрямь стальной каркас. Все-таки эти большевики находят на редкость точные псевдонимы! Сталин – это твердость металла, это индустриализация. Молотов – это настойчивость туповатого, но тяжелого инструмента, изображенного на гербе СССР. Вот только насчет Ленина у Бронсона не было предположений. Странный псевдоним.

– Господин генеральный секретарь, я провел в Советском Союзе несколько недель. Они были насыщены событиями. Эти недели развеяли для меня немало небылиц, которые ходят у нас о вашей стране. Я увидел людей, которые умеют работать и верят своему строительству. Но уровень жизни... Несмотря на власть рабочих и крестьян, ваши рабочие подчас живут беднее своих зарубежных коллег. Как это объяснить?

Сталин улыбнулся.

– А вы бывали в России до семнадцатого года?

– Не бывал. Но у меня сложилось впечатление, что ваши агитаторы и пропагандисты несколько преувеличивают в живописании ужасов царизма.

– Наши агитаторы? – Сталин выразительно посмотрел на Пронина. – А вот мы у них и спросим. Товарищ Пронин, прокомментируйте, пожалуйста, впечатления господина Бронсона.

Пронин сперва кашлянул, а уж потом ответил:

– В любом благородном деле бывают перегибы. Гражданская война у нас окончилась совсем недавно – меньше двадцати лет назад. Все взрослые мужчины так или иначе принимали в ней участие. Вот мы и не можем обойтись без пропаганды. Да, преувеличиваем. Да, сгущаем краски. Но посмотрите, как преобразилась страна за последние пятнадцать лет! Сколько первоклассных мастеров, инженеров, даже профессоров вышло из беднейших крестьян, из фабричных рабочих глухой провинции? У вас в Штатах респектабельная газета вряд ли будет писать о делишках ку-клукс-клана? На войне должна быть тайна. В мирной жизни – фигуры умолчания. Но ни в одной стране мира агитаторы и пропагандисты не пишут с такой прямотой о классовой борьбе, как пишем мы.

– Вы пишете о классовой борьбе в СССР? – удивился Бронсон.

– Ну конечно! Мы не скрываем, что с каждой новой победой социализма классовая борьба в нашей стране обостряется.

– В нашей стране это уважаемая точка зрения, признанная миллионами рабочих. В школах, техникумах и вузах молодежь изучает эту закономерность. Люди мужают, становятся опытнее, получают профессиональные навыки...

И снова Сталин отвечал долго и толково. Время от времени он держал долгие паузы, улыбался и брал в рот давно погасшую трубку.

Ответив на пятый вопрос Бронсона, Сталин неожиданно заговорил беспечным, шутливым тоном:

– По-моему, мы славно поговорили. Как сделаете интервью – пришлите мне на подпись. Доверяй, но проверяй. За свои слова я отвечаю, но дополнения и купюры нежелательны. Как старый газетчик, я ваши хитрости знаю... У нас говорят: делу время – потехе час. А значит, нам нужно хорошенько подкрепиться. За годы жизни в России я мало-помалу растерял навыки грузинского гостеприимства. Но русское гостеприимство не уступит закавказскому. Для нас приготовлено вино и скромные закуски.

Сталин встал, повернулся и пошел к двери. Все двинулись за ним. В небольшой комнате был сервирован стол. Бронсон и Пронин сели рядом с хозяином.