Шамиль Идиатуллин: За старшего

Тим откашлялся, собираясь с мыслями. Мыслей было много, но ответ из них не складывался. Папа как бы решил подсказать:

— Я надеюсь, ты уже определился с тем, нужны ли тебе ноги?

Издевается, что ли, удивился Тим и вполголоса рявкнул:

— Да, сэр.

— Какой я тебе сэр. Я тебе отец. Итак, ты определился — и что, нужны?

— Да, сэр отец, нужны.

— И давно определился?

— Ну да.

— А почему сегодня передумал?

— Я не передумал. Просто…

— Что просто? Кто тебя срубил-то?

Тим замолчал. Майки был дебил и тварь, но закладывать его Тим не собирался.

— Сейчас скажешь, что сам упал, — предположил папа. — О мяч споткнулся, может быть, да?

Тим буркнул:

— Какая разница.

Папа вздохнул и сказал:

— Сам понял уже, какая разница, да?

— Да.

Папа поощрительно такнул. Тим понуро процитировал:

— Я не должен подвергать опасности жизнь и здоровье, в первую очередь мои, во вторую очередь окружающих. Пап, я все-таки не понимаю, почему окружающие во вторую очередь.

— Не уводи разговор. Все ты понимаешь, я сто раз объяснял. Увлекся сегодня, да? Выпинывал мяч, равновесие потерял, а на тебя ногой пошли, и увернуться не мог, так?

Тим полежал, вспоминая, и с удивлением протянул:

— Кажется, да… А ты откуда?

— Просто предположил. Я мениск ровно так же выбивал. Правда, мне чуть поменьше было, двенадцать, что ли… Да, двенадцать. Мы как раз… Неважно. Словом, полуфинал, на кону все золото мира, счастье и кубок в придачу, нулевая ничья, три минуты до конца. Я выхожу против двух защитников, обвожу одного, вратарь слишком выбегает из сетки влево, я улетаю вправо, чуть не носом в землю, но равновесие из последних сил удержал, мяч обрабатываю на колено-живот, на последнем прыжке замахиваюсь — и слева прилетает второй защитник. Бутсой в мяч — и в колено. По касательной. Прямо бы шел — нога навыворот согнулась бы, как у этого… как у лошади. А так — мениск, повязка, и вот я перед вами, веселый и красивый.

Папа замолчал, будто рот себе с размаху заткнул. Тим, наоборот, распахнул рот. Надо было срочно задать сто вопросов, но непонятно было, с какого начать. А папа будто продиктовал, четко и размеренно:

— Тим, для движущегося объекта существенны только законы физики. Это надо четко понимать. Законы химии, социального развития, да и юридические законы обойти можно. Или перешагнуть. Или переписать. А физические — никогда. Просто запомни это.

Тим задумчиво смотрел на отца. Формулировка была подозрительно красивой — обычно папа так не говорил. Следовало запомнить, чтобы блеснуть в классе. Мистер Суарес, преподававший общественные науки, за одну такую формулировку кучу баллов нарисует. Если не заставит, конечно, объяснять, как обойти законы химии. Но это потом. Главный-то вопрос в другом.

Вот в чем.

— Слушай, пап, — медленно сказал Тим, — ты никогда не говорил, что играл в футбол. Где, в Ларкане, что ли?

— Ну, мы много ездили, — как бы объяснил папа. — А так и команда была, да. И чемпионат целый… Слушай, Тим, сейчас времени абсолютно нет, прости. Потом расскажу.

Потом, подумал Тим. Опять потом.

Он уже сидел, забыв про боль и про полное отсутствие смысла во Вселенной.

— Правда расскажу, обязательно, — сказал вдруг отец. — Ты сейчас одну вещь пойми. Человек может все, если верит, учится, старается и не торопится. Это позволит ему оказаться в нужном месте и сделать то, что надо. Ты же футболист, Тимми, и сам понимаешь: ты можешь бегать быстрее всех, но мяч с игры не забьешь, потому что этому не учился. А можешь быть одноногим снайпером, который может забить мяч с любой точки и умеет до нее добираться. Главное — учиться тому, что пригодится, и всегда точно помнить, что ты можешь, а что — нет.

Он подумал и добавил:

— Это не про футбол на самом деле. Но и про футбол тоже, конечно.

Сын и отец некоторое время разглядывали друг друга в полумраке. Глаза у обоих были привыкшими к темноте, сухими и спокойными. Отец шагнул к сыну, потрепал заросшую макушку и сказал:

— Ну, до завтра. Сегодня я поздно возвращаюсь.

— Ага, — сказал Тим. — А ты седьмого дома будешь?

— Должен вроде. А что?

— Revolution играет, — напомнил Тим почти без укора.

— А. Сходим, раз играет. Ты заживай давай.

Тим кивнул, сощурился на свет из-за открывшейся двери и все-таки успел спросить вдогонку:

— И ты играл после этого?

— Играл, — чуть помедлив, сказал папа. — А потом у нас тренер поменялся, все посыпалось — ну и мы переехали. Как раз в Ларкану. А там с футболом…