Уайлд вытащил из плеча кусок стекла; тот оставил красный разрез, но кровь из него не текла.
— Валентиниан Второй, Феодосий Великий, Максим, Евгений…
Уайлд сжал пальцы в кулак, поднес руку к треснувшему стеклу и надавил. Стекло раскололось, и через мгновение он уже отодвинул задвижку и настежь распахнул дверь. В первый момент ему показалось, что его обдало кипятком, но потом гораздо больший объем морозного воздуха, вырвавшийся из камеры, снова окутал его холодом.
— Аркадий, Гонорий, Феодосий Второй, Валентиниан Третий, Маркиан…
Уайлд подошел к контрольной панели и повысил температуру на термостате до тридцати градусов по Цельсию. Он все еще дрожал, на каждое движение уходила вечность. Сейчас он не мог бы справиться с Клаусом, не говоря уже о вооруженных людях в доме.
— Петроний, Авит, Майоран, Лев Первый, Либий Север, Прокопий Антемий…
Он вернулся обратно по осколкам битого стекла и опустился рядом с ней на колени. Подняв ее подбородок, он покачал ее голову из стороны в сторону:
— Ингер?
Она открыла глаза:
— Олибрий, Глицерий, Юлий Непот, Лев Второй, Зинон…
Он похлопал ее по лицу.
— Ромул Августул, — сказала она тихо. — Анастасий, Юстин, Юстиниан Великий…
Он держал ее голову в своих руках и кусал мочку ее уха. Она смотрела на него широко открытыми глазами.
— Юстин Второй, — продолжала она. — Тиберий, Маврикий…
Он поцеловал ее в губы.
— Фока, — пробормотала она.
— Считай это чисто медицинской процедурой, — сказал он. — Я просто пытаюсь тебя согреть.
— Гераклид, — сказала она. — Константин Третий…
Она задышала чаще.
— Гераклион, — выдохнула она и чихнула.
— Ты меня заводишь, — сказал он.
Она улыбнулась:
— Констант Второй.
Он прижал палец к ее губам:
— Ты меня убедила, дорогая. Давай лучше поговорим о нас.
— Я замерзла, Джонас. Я не могу согреться. — Она обвила руками его шею. — Согрей меня.
Ее руки напряглись.
— Ты истекаешь кровью, — прошептала она. — Я вся в твоей крови. Мне это нравится. Еще никто не истекал кровью в моих руках. Джонас, ты взорвал эту дверь, как бомба. Джонас! Я могла бы полюбить такого мужчину, как ты.
— Скажи мне, когда я начну потеть.
— Константин Четвертый, — прошептала она, не спуская с него расширенных глаз. — Юстиниан Второй, Леонтий Второй… Джонас, ты потеешь. Не отпускай меня, Джонас. Не отпускай меня.
Ее платиновые волосы прилипли ко лбу и рассыпались по вискам; намокшие пряди собрались сзади в мелкие кудряшки. Губы распухли, синие жилки на горле пульсировали неоновым светом. Все ее плечи и грудь были залиты кровью. Температура тела у Уайлда вернулась к нормальной, но руки оставались тяжелыми и вялыми, как мясные туши. Он подумал, что ему нужен пистолет, и спросил себя, сможет ли он нажать на спуск. Позади загремел открываемый замок.
Уайлд пересек камеру в три прыжка. Клаус Эрнст распахнул стальную дверь и встретил его грудью. Они вместе покатились на пол. Уайлд сумел вырваться и взмахнул правой рукой; боль от удара отдалась у него в плече. Эрнст упал назад, но все еще продолжал удивленно мотать головой. Уайлд сцепил обе руки и размахнулся ими как дубиной. Костяшки его пальцев пришлись Эрнсту по лицу, из разбитой щеки хлынула кровь. При следующем взмахе он двинул по другой скуле и отбросил Клауса на стену. Голова доктора ударилась об пол, и он затих. Его лицо превратилось в кровавую маску.
Уайлд опустился на колени, схватившись обеими руками за живот и закусив губу от боли. Ингер склонилась над ним, разминая мышцы его плеч.
— Вряд ли он умер, — сказала она с сожалением. — Я бы хотела увидеть, как ты убиваешь человека, Джонас Уайлд.
— Тогда держись поблизости, — посоветовал он. — Эта дверь открыта?
Она распахнула дверь в апартаменты и включила свет. По сравнению с царившей наверху роскошью обстановка здесь выглядела строго утилитарной. Первая комната представляла собой всего лишь контрольный пункт: два оранжевых кожаных кресла стояли по обе стороны от телевизионного экрана и пульта радиосвязи, перед ними светились датчики, показывавшие температуру воздуха на улице, уровень радиоактивности и даже вес, с которым расположенный наверху дом давил на нижние подвалы; все это было связано с компьютером, который мог сообщать оказавшимся внутри людям, насколько безопасно находиться во внешнем мире. Очевидно, Гуннар Моель серьезно верил в возможность ядерной войны и в свою способность ее благополучно пережить. Внутренняя стальная дверь открывалась в белый коридор, который вел к спальням, кухне, ванной комнате и большому хранилищу, набитому всеми необходимыми припасами, включая кислородные баллоны. К сожалению, оружия нигде не было.
Читать дальше