— Действительно, что? — презрительно сказала Ингер.
Она сбросила одежду на пол и положила сверху кольцо и часики. Она невольно вздрогнула, когда игла вошла под кожу.
— А теперь войди, пожалуйста, в камеру. Хельда!
Хельда открыла стеклянную дверь. Ингер помедлила, потом вошла внутрь. Глядя прямо перед собой, она подошла к самому дальнему ложу и легла спиной к стеклянному экрану. Ее плечи дрожали.
— Вы что, их прямо так и оставите? — спросил Кайзерит.
— Нет, конечно. Клаус проведет здесь ночь и убедится, что все в порядке. А теперь, Хельда, снимите с Джонаса наручники. Я совсем не хочу убивать Хельду, Джонас, но я сделаю это, если вы попробуете использовать ее вместо щита. Эрик!
Эрик поднял свой «магнум». Хельда подошла к Уайлду. Она часто дышала, глядя на него. Он протянул ей руки; девушка расстегнула наручники и поспешно отступила на шаг. Уайлд положил свою одежду поверх вещей Ингер и прибавил к ним часы и медальон со святым Христофором.
— А теперь повернитесь спиной, — предложил Гуннар. — И идите к нам, не поворачиваясь. Клаус скажет вам, когда остановиться.
Уайлд прикинул, что он примерно в семи шагах от доктора. Он сделал шесть шагов и остановился.
— Еще один, Джонас, — с едва заметным напряжением в голосе сказал Гуннар.
Уайлд втянул воздух в легкие. Сейчас или никогда. Надо дождаться, когда его нога коснется пола…
Он резко откинулся назад, и тут же его голова разлетелась на тысячи кусков. Гуннар предвосхитил его маневр.
— Уайлд! — Зубы Ингер отбивали дробь. — Уайлд! Очнись, Уайлд!
Сознание медленно возвращалось к Уайлду. Его тело было словно разодрано на части раскаленными клещами, и ему огромным усилием воли приходилось собирать вместе пальцы, ноги, нос, уши, гениталии; все это дрожало и ходило ходуном, голова раскалывалась на части, дыхание с хрипом вырывалось из глотки, будто бы стянутой обручем. Он лежал на одном из столов, рядом на коленях стояла Ингер; ему показалось, что она бьет его по лицу. Он видел, что она дрожит: каждая частичка ее тела отбивала особый ритм, голова тряслась, зубы стучали, когда она пыталась говорить.
— Уайлд, — просила она. — Послушай меня, Уайлд.
Его нос елозил вверх и вниз по ее животу, натыкаясь на левую грудь. Ее тело было холодным. Чуть теплее льда.
— Инъекция, — пробормотал он.
Его челюсти почти не двигались.
— Они считают меня дурой, — сказала, к его удивлению, Ингер, и в ее голосе, несмотря на почти окоченевшее тело, прозвучали насмешка и презрение. — Клаус ввел нам жидкость из флакона, на котором было написано «Литик» — растворитель.
Уайлд с трудом заставил себя сесть, расти пая ладонями грудную клетку:
— Это естественно.
— Но я никогда не держу препараты под правильными надписями, имея в виду именно такой или подобный случай. «Коктейль» находится в бутылочке под названием «Волшебный орех». Клаус воткнул нам безвредный раствор — он был так взволнован тем, что может приступить к своему эксперименту, что даже не потрудился понюхать жидкость. Правда, я не ожидала, что Гуннар распорядится сначала тебя оглушить. И немного запаниковала, не зная, успеешь ли ты достаточно быстро прийти в себя.
Уайлд потрогал голову в том месте, куда нанес предательский удар Ульф, — на затылке застыли сгустки спекшейся крови.
— Значит, ты все-таки гений. Вопрос только в том, что нам все это дает?
Она засунула руки под мышки. Ее дыхание сворачивалось в облако у ее лица.
— Но ведь ты Джонас Уайлд. Я подумала, что ты сможешь пробиться через стеклянную дверь и поднять температуру раньше, чем вернется Клаус.
— А когда он вернется?
— Не знаю. Он сидел здесь и смотрел на нас, пока температура не упала ниже нуля. Потом он вышел. Это было секунд тридцать назад. Может быть, он пошел в уборную.
— Сколько сейчас градусов?
Она пожала плечами; судорога прошла по ее спине от бедра к плечу и вернулась вниз. Она извивалась, как змея.
— Откуда мне знать? Ниже нуля. Я думаю, мы умрем часа через два. Через полчаса мы уже не сможем двигаться. А еще через час потеряем сознание.
Он шлепнул ее по бедру, и на ее коже проступил розовый след.
— Тогда давай двигаться. Будем бегать по комнате. Прыгать. Размахивать руками.
— Я слишком устала. Этот воздух сжигает мне легкие.
Он рывком поднял ее на ноги, резко толкнул вперед, и она побежала по камере — сначала неуверенно, пошатываясь и делая зигзаги, потом все резвее и легче, входя в ритм, четко работая руками, словно какая-то странная фигура, явившаяся из эротического кошмара. Уайлд хлопнул ладонью по двойному стеклу и вспомнил карниз в Копенгагене, холод, чувство ожога, когда начали оттаивать руки. При мысли, что придется пройти через все это снова, ему стало не по себе. Но у него не было выбора. Клаус вот-вот должен был появиться во внешней двери, надо было застать его врасплох, иначе он просто запрет их снаружи и позовет на помощь. И в то же время он предвкушал те сладостные минуты, когда сможет наконец расстаться со своей выдержкой и терпением, выплеснуть наружу весь свой гнев, проложить себе путь из этой могилы и — чем черт не шутит! — возможно, даже вернуться домой. Или умереть.
Читать дальше