Роберт Стреттон - Час нетопыря

— Конечно, помню. MAJ 3650.

— Слушай, ты молодец.

— Ясное дело.

— Как тебя зовут?

— Ханс Мартин Шленгель. В сентябре мне будет девять лет. Я живу рядом, на улице Лессинга, 15, на втором этаже. Мой папа машинист, брат ходит в гимназию. А я сегодня в школу не пошел, потому что не захотел.

Пфёртнер подумал, что с самого утра ему слишком везет, если говорить о конкретных результатах следствия. Сенсационный репортаж ничуть не стал реальнее, хотя, как полип, обрастал новыми и новыми загадками. Похищение Кнаупе могло означать одно: Ведомство по охране конституции, с которым Пфёртнер был не в ладах еще со студенческих времен, готовит какую-то крупную провокацию. Жаль, что Петеру пришлось уехать из города. Надо действовать в одиночку.

Из ближайшей телефонной будки Пфёртнер позвонил в полицейское управление, чтобы узнать, кому принадлежит автомобиль, зарегистрированный под номером MAJ 3650. Знакомая служащая управления, с которой у Пфёртнера были когда-то, так сказать, близкие отношения, откровенно обрадовалась, что Георг снова объявился. Без умолку болтая, она листала книгу регистрации автомобилей, но внезапно умолкла на полуслове и минуту спустя сказала вполголоса, что не может дать Георгу никакой информации. Про номер MAJ 3650 полагается знать только обер-комиссару Пилеру. И вообще она обязана немедленно его уведомить о всяком, кто хочет получить такую информацию.

Пфёртнер ответил, что сделает это сам, снова набрал номер управления полиции и потребовал соединить его с обер-комиссаром Пилером.

— Привет, господин комиссар, — бодро и весело сказал он, словно начиная светский разговор. — Это говорит местный корреспондент «Последних новостей» Георг Пфёртнер. Я рад, что вы так хорошо меня помните. Не с самой лучшей стороны? Что поделаешь, господин комиссар, у нас с вами неблагодарная профессия. Вот и на этот раз мне придется вас несколько обеспокоить. Мною установлено, что некий Фридрих-Вильгельм Кнаупе, владелец погребальной конторы на Восточной улице, весьма таинственным образом и вряд ли по своей воле исчез из своего заведения. Более того, мне известен номер машины, на которой его увезли. Однако ваши служащие отказываются сообщить, кому она принадлежит. Как вам известно, Майергоф — город небольшой. Рано или поздно я это сам узнаю. Но предпочел бы сведения получить от вас.

— Господин Пфёртнер, — измученным голосом сказал обер-комиссар, — у вас и правда нет других забот? Неужели вам никогда не надоест разыгрывать из себя Шерлока Холмса? Неужели мне снова просить доктора Путгофера, чтобы он, прошу прощения, отбил у вас охоту заниматься этой непристойной и безосновательной слежкой?

— Не такой уж безосновательной. Например, в госпитале Святого Иоанна вопреки всем вашим опровержениям находится тяжело раненный пациент по фамилии Паушке.

— Даже если предположить, что это правда, что вас, черт побери, заставляет совать нос в дела, которые вас не касаются?

— Господин обер-комиссар, я лишь выполняю свой профессиональный долг. И как раз пишу большую статью о том, что произошло сегодня утром в Майергофе. Не думаете же вы, что я брошу это дело.

— Вы действительно надеетесь, молодой человек, что доктор Путгофер напечатает вашу статью?

— Ах, нет. Хватит с меня «Последних новостей». Статья появится в другом месте.

— В таком случае я должен дать распоряжение о вашем аресте. Вы только что мне представились как корреспондент «Последних новостей», что является умышленным введением в заблуждение представителя полиции. Но пока я этого не сделаю, а раз вы выступаете как совершенно частное лицо, я и подавно не могу вам дать никакой информации. И немедленно уведомлю доктора Путгофера, что он лишился корреспондента в Майергофе. О чем, я думаю, он не будет особенно сожалеть.

И обер-комиссар Пилер положил трубку.

Оценив ситуацию, Георг Пфёртнер признал, что сам с такой задачей не справится, и решил позвонить единственному во всей Федеративной Республике журналисту, которому она была по зубам.

Это был великий Уго Фельзенштейн, светило из светил, лучшее перо в Федеративной Республике, пугало канцлеров и министров, человек, который завтракал в Токио, обедал в Париже и ужинал в Нью-Йорке, после чего выяснялось, что он писал репортаж из жизни маленького голштинского городка, а генеральный секретарь ООН, глава концерна «Мицубиси» и французский министр внутренних дел понадобились ему только для того, чтобы прояснить какие-то мелкие подробности. Молва утверждала, что когда-то Уго Фельзенштейн был летчиком-истребителем и под конец войны получил из рук самого фюрера Рыцарский крест с дубовыми листьями и мечами. Впрочем, злые языки утверждали, что в конце войны ему было не больше восьми лет. Но это не мешало Фельзенштейну обращать себе на пользу любую сплетню, любую выдумку, связанную с его особой. Высокий, с изрядной лысиной и серыми быстрыми глазами, неизменно в мягких мокасинах и в кожаной куртке, всегда готовый задать какой-нибудь убийственный вопрос, «великолепный Уго», как с ухмылкой его называли коллеги по перу, не имел себе равных среди журналистов Европы.