Роберт Стреттон - Час нетопыря

Тут снова раздается смех.

— К тому же, — разводя руками, продолжает Пионтек, — вам, господа, прекрасно известно, какими трудностями обставлен въезд на любую из баз. Тот факт, что красавчик Куно получил в свое распоряжение личный вертолет министра Граудера, еще не означает, что он сможет приземлиться везде, где захочет. Служба воздушного наблюдения у нас достаточно хорошо налажена. Не говоря уж о том, что у пилота вертолета, заслуженного майора, с которым я лично знаком, тоже голова на плечах. Ну, это уже детали, которые вас не должны интересовать. Упоминаю о них лишь потому, что миссию фон Ризенталя нам нужно взять под наблюдение. Мы, разумеется, ни в коем случае не допустим, чтобы он попытался проинспектировать «тройку», то есть Секретную базу номер три, куда следует сейчас наш ценный груз. Но я вас прошу неофициально — повторяю: неофициально — связаться с коллегами на других базах и заблаговременно их предупредить об этой смехотворной инспекции барона фон Ризенталя. Обращаю особое внимание на Секретную базу номер четыре. Надо еще раз напомнить начальнику «четверки», что пароль «капитан Ламх» уже отменен. Кто отвечает за уведомление четвертой базы?

— Капитан Вибольд.

— Как? Выходит, до сих пор никто не предупредил начальника «четверки»? Это неслыханно. Не хватает еще того, чтобы Ризенталь выбрал ее первым объектом своей инспекции. Майор Кирш, немедленно свяжитесь по телефону с начальником базы номер четыре.

— Слушаюсь, господин подполковник. Но, откровенно говоря, мне неизвестно, что означает пароль «капитан Ламх».

— Майор Кирш, это не ваше дело. Начальник базы вас поймет. Скажите, что вы звоните по моему поручению.

— А он мне поверит? Мы лично не знакомы.

— Скажите, что винный склад Хельмана и Гроссинга не может принять заказанный им сотерн, а капитан Ламх прибудет в другое время.

— Понимаю.

Майор Кирш выходит. Пионтек продолжает:

— В-пятых, я хотел бы сообщить вам, господа, что в ближайшие часы я ожидаю отзыва из нашей дивизии офицера контрразведки капитана Шелера. С нашей точки зрения, он не совсем правильно понимал свои обязанности и уже вышел на наш след. Гораздо больше пользы от него будет там, наверху, где ловят красных шпионов. Не будем горевать и тогда, когда нас покинет капитан фон Горальски, который, как все эти проклятые полячишки, начал совать нос не в свое дело. Тоже мне охрана штаба, которая выслеживает германских патриотов.

— Фон Горальски не поляк, — поправляет его подполковник Фретциг. — Я знаю эту семью. Старое немецкое дворянство в Бессарабии.

— Для меня, — спокойно говорит Пионтек, — всякий офицер, который отказался вступить в организацию, да еще пишет какие-то идиотские рапорты, вполне заслужил, чтобы его назвать славянско-еврейской скотиной. А в целом, господа, наша дивизия вот-вот станет первым соединением бундесвера, которое полностью прониклось национальным сознанием. После перемен, о которых я сказал, наступят и новые перемены. Командовать нашей дивизией будем мы, без всяких там слизняков, либералов, трусливых душонок.

В дверь кабинета Пионтека стучат, и тут же, не дожидаясь уставного позволения войти, влетает перепуганный и бледный адъютант командира дивизии лейтенант Мюллер. Став по стойке «смирно», он прерывающимся голосом рапортует, обращаясь к майору Штаму:

— Господин подполковник! Разрешите доложить, что пять минут назад…

— Молчать! — рявкает Пионтек. — Во-первых: что происходит, черт побери, в нашей так называемой германской армии? Лейтенант, с каких это пор вы обращаетесь к младшему по чину офицеру без разрешения старшего? Во-вторых: кто вам дал право без разрешения совать нос в мой кабинет? В-третьих: вы что, одурели до такой степени, что не разбираетесь в воинских знаках различия? Почему, обращаясь к майору Штаму, вы говорите «подполковник»?

— Докладываю, — еле слышно произносит Мюллер, — что господин майор Штам только что произведен в подполковники и назначен… командиром нашей дивизии.

Штам удивленно разводит руками. На лице Пионтека появляются бурые пятна.

— Откуда вам это известно? Что за идиотские слухи?

Вместо ответа Мюллер вручает Пионтеку телетайпную ленту с распоряжением министерства обороны по кадрам. На ней виднеются невысохшие, свежие пятна крови.

Штам одновременно с Пионтеком протягивает к ленте руку, которую начальник разведки бесцеремонно отталкивает.

Молчание длится несколько секунд, но всем оно кажется вечностью.