Евгений Габуния - По обе стороны Днестра

Здесь-то и вступил в общий разговор до того сидевший молча родственник хозяина.

— А откуда у вас, уважаемый, такие сведения? — он повернулся к пожилому крестьянину, который высказывался особенно горячо и яростно.

— Отец Георгий сказывал. Он грамотный. Все знает… И другие умные люди то же самое говорят: недолго уже осталось мучиться под коммунистической властью.

Марчел ответил не сразу.

— С вашим священником, к сожалению, не знаком, хотя и очень бы хотелось познакомиться с этим достойным человеком. Однако он не совсем прав. Конечно, их власть обречена. Все дело в том — когда? — он снова глубокомысленно замолчал. — Друзья, братья: смотрю я на вас, слушаю горестные речи, и сердце кровью обливается. Я вот что вам скажу — долго еще придется терпеть лишения, и чем дольше, тем хуже будет. Слышали, верно, задумали большевики ликвидировать кулаков как класс?

— Я слышал, — раздался неуверенный голос. — Костаке Гонца, председатель ихний грозился. А что это — никто не знает.

— Ликвидировать как класс — значит сослать всех работящих хозяев в Сибирь, детей отберут, сдадут в приютские дома, заставят отречься от отца-матери.

Марчел говорил складно, как по-писаному, сразу видно — городской.

— Конечно, мы люди простые, — раздался в тишине голос, — не все понимаем. Но откуда ты все это знаешь?

— Пока сказать не могу, — Марчел сделал многозначительную паузу. Есть у меня верные люди там, — он показал рукой наверх, к потолку. — Среди начальства большевистского.

Заговорили все разом. Особенно горячился усатый, с длинным унылым носом и маленькими припухшими глазами мужчина, которого все уважительно называли по имени и отчеству — Федор Пантелеевич. Он вскочил на ноги и громко, перекрикивая остальных, сказал:

— Не будет нам жизни под большевиками. Пока еще живы, надо за Днестр подаваться.

— Легко сказать — за Днестр. Это еще как следует обдумать надо, неуверенно возразил Лаврентий Постолаки. — Петря Круду, все его знаете, давно ушел на ту сторону, еще колхозов и в помине не было. И что же? Бедствует, люди сказывают, в батраках ходит, а здесь был справный мужик.

— Лодырь твой Петря, — зло бросил усатый. — Там кто не ленится, живет себе припеваючи, хлеба, мануфактуры — всего полно. Пока думать будем, недолго и ноги протянуть. Подчистую метут активисты, последнее забирают. Ты о детях своих подумал? У тебя их трое, чем кормить будешь?

— Я согласен с Федором Пантелеевичем, — вступил в разговор изрядно подвыпивший парень. — Мне терять нечего — дома своего нет, земли тоже, авось на новом месте повезет. Хоть сейчас готов. — Он пьяно рассмеялся.

— Тебе, Симион, лишь бы вино было, — усмехнулся Лаврентий. — Понятное дело — ни кола, ни двора, а нам каково хозяйство бросать, в чужую сторону подаваться? Все обдумать надобно, со всех сторон.

— Пока ты думать будешь своей дурьей головой, Костаке Гонца со своими голодранцами нас по миру пустит. Вот и люди поумней нас с тобой, — Федор Пантелеевич повернулся к Марчелу, — тоже так считают.

— Верно рассуждаешь, уважаемый, — Марчел говорил медленно, подчеркивая значительность своих слов. — Худшие времена еще впереди. Наш друг Лаврентий беспокоится о хозяйстве, дом ему жалко бросать. Вот что я скажу. Пока большевики отбирают хлеб да скотину, а скоро и до домов очередь дойдет. Дома заберут, а всех вас в Сибирь, к белым медведям вышлют. Сюда, в ваши края привезут из России людей. Русские большевики будут жить в ваших домах. Неужели хотите дожить до такого позора?

— Ладно, перейдем мы на ту сторону, — промолвил самый тихий из гостей, не проронивший до того ни слова, — а что делать там будем? Кому мы нужны?

— Кому нужны, спрашиваешь? — встрепенулся Марчел. — Родине своей нужны, Румынии. Родина не оставит в беде своих сыновей. Одна нация, один народ, одна кровь. И землю получите, по десять гектаров, заживете хозяевами.

— Э, мэй, сладко говоришь, — не отступал тот, — у них своих безработных девать некуда. Кто с нами возиться будет? Знаем мы этих братьев. Налогами задушат. Рассказывали люди с той стороны.

— Те, кто так говорит, бессовестно лгут, их коммунисты подкупили. Лодыри и лгуны. Ну ладно, допустим, вы мне не верите, потому как я здесь человек новый. Тогда послушайте, что скажет вам человек, который только что оттуда, с правого берега. — Гости Василия Мугурела удивленно переглянулись. — Все помнят Григория, брата нашего уважаемого хозяина?

— Того, что на ту сторону подался? — раздались голоса. — Конечно, помним. Как ушел туда, так и сгинул.