Донахью осушил бокал и, откинувшись на спинку кресла, улыбнулся. Но глаза его оставались серьезными.
— Узнаю тебя, Никки. Такой же, каким был и прежде… совсем не повзрослел. Эмоциональный, сентиментальный, сумбурный, наивный. И судя по всему, стремительно катишься влево. Придется поговорить с твоей женой, чтобы удержала тебя. — Донахью похлопал Уайта по руке. — Но наши идейные разногласия не должны отражаться на нашей старой дружбе.
Уайт кивнул головой:
— Хочу надеяться…
— Все-таки смешно, — продолжал с застывшей улыбкой Донахью, — смешно, что ты защищаешь Рузвельта. Уж кому-кому, но не тебе…
— Почему?
— Потому что ты работал по «магии» и великолепно знаешь — Рузвельт ежедневно читал наши сводки и был в курсе того, что японский генконсул в Гонолулу регулярно осведомляет Токио о состоянии гавани. Рузвельт знал, что готовится нападение на Гавайи. Но он не счёл нужным предупредить как следует Киммела и Шорта. Сделал это умышленно.
— Чушь! — крикнул Уайт. — Предупреждение о предстоящем нападении должны были своевременно сделать Маршалл и Старк, стоявшие во главе армии а флота, это входило в их прямые обязанности. А они этого не сделали. Виновны они.
Донахью посмотрел на ручные часы:
— Мне надо ехать… Знаешь к кому? Помнишь Терано, у которого мы тогда… коренастого, с мордой жуира?
— Помню.
— Он работает сейчас в демобилизационном департаменте, разбирает архивы. Передает нам документы бывшего морского генерального штаба. Я доеду к нему выяснять тайны.
Уайт улыбнулся:
— Тайну сигнала о нападении…
— Да, и тайну зашифрованной записки с тремя «кью» в конце. Терано может помочь, если только захочет. — Донахью встал. — Передай привет очаровательной миссис Уайт. Жаль, что так и не повидался с ней. Рад был себя увидеть, дорогой Ник! Надеюсь, встретимся в Америке.
— Так что вот, дорогой мой, — Донахью вынул трубку изо рта и пустил струю дыма в потолок, — вы в моих руках. Могу удавить вас, как котенка, в любую секунду. Извините за грубое сравнение, но это действительно так.
Терано провел тыльной стороной ладони по подбородку и опустил глаза. Спустя несколько минут он поднял голову и посмотрел на Донахью.
— Я умру сегодня вечером… — медленно заговорил он. — Хотя нет, надо закончить опись бумаг по операции у Маршальских островов. И объяснить все помощнику. Это займет у меня… — он подсчитал на пальцах. — Можно будет умереть в пятницу.
Донахью поднял руку в перчатке:
— Не торопитесь, я не гоню вас. Я ничего не имею против того, чтобы вы жили еще сто лет. Могу дать торжественное обещание: никогда не выдам вас.
Терано пожал плечами:
— Операцию по изъятию вы проводили вдвоем, значит, обо всем знает и ваш помощник. Знают об этом и другие — все причастные к операции, и все, кто читали ваш отчет. Круг посвященных довольно широк.
— Нет. Операция была сверхсекретной. Поэтому отчет о проведении операции я делал устно — никаких документов не осталось. Те, кто помогали нам по технической части во время операции на пароходе, не знали вашего настоящего имени. И в устном докладе адмиралу Старку я тоже не называл вас, и он не спрашивал. Ваше имя известно только мне и моему бывшему помощнику. Но он не скажет, это я гарантирую. О том, что мы читали все японские телеграммы, которые зашифровывались на машинке «девяносто семь», мы через некоторое время объявим на весь мир. Но никто не сможет узнать, где мы взяли машинку. Ведь она была послана не только в Вашингтон.
— Ее послали еще в Лондон, Берлин, Рим и Москву, — пробормотал Терано, — затем в Батавию, Манилу, Сингапур и Гонконг…
— Значит, операцию с машинкой могли провести где угодно. Так что не беспокойтесь, никто не узнает. — Донахью засмеялся. — Можете жить и после пятницы.
Терано встал и поклонился:
— Вы мне возвращаете право на жизнь. Не знаю, как благодарить вас.
— Я делаю это вовсе не потому, что меня очаровали ваши глаза. А вот почему. Мне надо непременно выяснить две тайны, о которых я говорил в самом начале нашей интимной беседы. Повторяю. Первая — тайна записки, которая была переслана капитан-лейтенанту Идэ через офицера, приезжавшего в Гонолулу за два дня до начала войны. Вторая — почему получилась такая ерунда с сигналом, поданным в виде сводки погоды четвертого и пятого декабря, то есть перед самым нападением на нас. Ведь сигнал гласил о другом… Вы должны выяснить это лично для меня. И как можно скорее: я тороплюсь обратно в Америку.
Читать дальше