Роман Ким - По прочтении сжечь

— Это верно, — согласился Шривер. — Но разведывательные комбинации часто бывают запутанными и, как правило, связаны с риском. Риск ведь присущ любому более или менее серьезному делу. Жизнь без риска — это шампанское без пены.

— А как с Баллигантом? — поинтересовался Пейдж.

— Ищут. — Шривер почесал голову. — Я допустил ошибку… При нем сказал Нику, что пойду и спрошу у Кита. Баллигант сразу смекнул, что Кита стал давать показания и может выдать его. А что, если и Идэ знает о нем? И Баллигант решил не мешать Идэ — позволил ему вскочить на подоконник, открыть окно и выброситься. И после этого сам исчез. Я думаю, он удрал на служебном самолете в Вашингтон.

— В Вашингтон? — удивился Уайт.

— Да. Он на очень хорошем счету у руководства Эф-Би-Ай. Постарается доказать начальству, что установил связь с Кита для проведения комбинации и еще не успел доложить об этом. Его, наверное, простят — такие «опытные» работнички нужны Гуверу.

— Почему Идэ покончил с собой? — спросил Пейдж. — Ведь он же не дал никаких показаний. Совесть его была чиста.

— Это я виноват, — сказал Уайт. — Не надо было этого делать… Из моих слов он понял, что мы стянули у них тогда машинку «девяносто семь». Самурайская честь не могла примириться с этим.

— И вдобавок сегодня взяли у него шифрованную записку, — сказал Шривер. — Он обязан был уничтожить ее, а не таскать с собой, как носовой платок. Он не мог простить себе этого.

— Итак, все выяснилось, все тайны получили разгадку. — Уайт повернулся к Марико. — И даже ваша…

— Какая? — спросил Пейдж.

Марико рассмеялась:

— Почему я пошла ночью с молодым человеком.

Шривер поднял руку:

— Не торопитесь, леди и джентльмены, не все тайны разгаданы. При прощании со мной Донахью сказал, что надо непременно, ценой любых усилий, раскрыть две тайны. Первая: что же написано в шифрованной записке, найденной у Идэ? Наверное, три буквы «кью» в конце шифровки имеют чрезвычайно важный смысл. И вторая тайна: почему четвертого и пятого декабря был подан тот сигнал в виде сводки погоды, а на деле — ударили в другую сторону? Вот две тайны, которые надо непременно разгадать. И он не успокоится, пока…

— Эти две тайны можно будет разгадать только после войны, — сказал Пейдж. — И только после нашей победы.

— Пёрл-Харбор… — тихо произнес Уайт. — Это название станет теперь нарицательным, так же как Ватерлоо, Седан и Цусима. Для меня Пёрл-Харбор отныне будет ассоциироваться с преступной беспечностью.

— А для меня с чудовищным просчетом, — сказал Пейдж.

— Пёрл-Харбор еще раз напомнил всем, — Шривер поднял палец, — что хорошая разведка — половина победы. Японцы действовали наверняка, потому что знали о состоянии гавани ничуть не меньше адмирала Киммела.

После недолгого молчания Пейдж деловито сказал Уайту:

— Ты должен немедленно подать рапорт и добиться разрешения жениться на Марико, иначе ее интернируют. — Он поправил очки и провел рукой по лысине. — Если ты боишься… я согласен.

— Можешь не приносить себя в жертву, — засмеялся Уайт. — Скоро получишь приглашение на свадьбу. Какой коктейль тебе приготовить?

Пейдж ответил тоном знатока:

— «Соленую собаку».

Уайт был тяжело ранен в самом конце войны — на Окинаве. Его отправили на Гуам, оттуда — на Гавайи. Выходила его Марико — дала ему два литра своей крови.

— В моих жилах теперь течет кровь англосаксонская, японская, корейская и, наверное, еще какая-нибудь, — говорил Уайт. — Получился настоящий коктейль.

Он вышел в отставку в чине капитан-лейтенанта и спустя год после окончания войны приехал в Японию. Марико настояла на том, чтобы поселиться недалеко от Токио в маленьком одноэтажном домике европейского типа, рядом со старинным буддийским храмом.

Однажды раздался телефонный звонок. Уайт снял трубку. Сперва он не узнал, кто с ним говорит по телефону. Оказалось, что это контр-адмирал Донахью, только что прибывший в Японию с комиссией по обобщению опыта стратегических бомбардировок. Он должен опросить нескольких японских генералов и адмиралов, имевших отношение к противовоздушной обороне. Донахью случайно узнал, что Уайт в Японии, и решил навестить друга.

Донахью приехал через два часа.

— Ай как жалко, — сокрушался Уайт. — Марико на весь день уехала в Токио по моему поручению — делать выписки из старых газет в библиотеке.

Донахью мало изменился — остался таким же изящным, юношески стройным. Правда, в волосах появилась седина, но она очень шла ему. Он обнял Уайта за плечи: