Александр Маркьянов - Предчуствие беды

Меры к эвакуации я принял. Но не срочные. Не знал я тогда что такое "срочно" — а в этой проклятой игре речь шла уже не о днях, о часах. Я думал, что по крайней мере дня три у меня точно есть. Вот только их у меня уже не было…

Город затих…

На Востоке — ночь время особое. А в Кабуле — тем более. Тогда в Кабуле еще не было разгула бандитизма, и ночью город спал, даже фонари горели только на главной магистрали города. Спали все, потому что Аллах велел ночью спать. Спали все — кроме тех, кто спать не мог. Тех, чья судьба сейчас решалась…

Несколько машин совпосольства и аппарата ГВС проехали во двор Арка, по привычке Горелов отметил, что охрана во дворце ни к черту. Толком и документы не проверили — а ведь это резиденция главы государства.

Дворец тоже спал, но это была всего лишь видимость. Кое-где из окон пробивались лучики света — плотные темные шторы не давали дню, продолжающемуся для тех, кто работал во дворце, вырваться наружу.

— У Тараки? — негромко сказал посол, показывая на одно из таким образом затемненных окон…

Пост, козыряющий солдат, даже не проверивший у них документов. Темные, тихие коридоры дворца, сколько всего видевшие, что об этом можно написать не одну книгу. Знакомый маршрут к кабинету Тараки — неудавшегося вождя Афганистана.

Нур Мухаммед Тараки сидел на своем месте, за столом, закрыв лицо руками, на какое-то мгновение посол, вошедший в кабинет первым подумал, что он плачет. Но впечатление это было ошибочным — хотя глаза были красные, опухшие. Видимо, Тараки не спал уже больше суток.

Человек, сидевший в кресле совершенно не был похож на себя самого двухлетней, даже годовой давности. Это был уже не революционный романтик, это был практик. Практик, который потерпел поражение…

Да, поражение. Пузанов был опытным политиком — бывший кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС, министр, потом посол в нескольких странах. Он мог отличить победителя — от проигравшего. Так вот Тараки — уже проиграл. Победители выглядят по-другому, говорят по-другому и действуют по другому.

И, тем не менее — он генеральный секретарь партии.

Нур Мухаммед Тараки не встал как обычно навстречу советским не пожал руки. Он просо сидел в кресле и смотрел на вошедших.

Посольский переводчик Рюриков подошел ближе к послу, готовый переводить.

— Товарищ Тараки. Мы получили срочную телеграмму из Москвы, в которой излагается точка зрения советского руководства на процессы, происходящие в Афганистане. Мы должны изложить ее Вам, и мы должны сделать это в присутствии товарища Амина.

Тараки не удивился.

— Хорошо. Он во дворце. Сейчас его позовут.

Генеральный секретарь вызвал охранника, попросил пригласить Амина. Тот явился почти сразу [32] В некоторых книгах упоминается, что Амин пришел на эту встречу в ночном халате и в тапочках — якобы готовился ко сну во дворце. На самом деле Амин давно не ночевал во дворце и мало кто знал, где он проведет следующую ночь. Амин был во дворце потому, что приехал туда по приглашению Тараки, переданном ему через министра без портфеля Сахибджана Сахраи. Между Тараки и Амином буквально перед приходом представителей посольства состоялся очередной скандал — но Пузанов и другие этого не знали. . Поздоровался с советскими гостями…

— Извините, что я в таком виде, но я уже ложился спать, когда меня позвали…

Амин расположился рядом с Тараки как и в прежние времена когда один из них был учителем, а другой — учеником. Посол начал зачитывать послание из ЦК КПСС на русском, Рюриков переводил его на пушту. Тараки и Амин напряжено слушали, молча…

Само послание было жестким, несмотря на обтекаемость формулировок. В нормальных ситуациях таких посланий не бывает, тем более их не зачитывают в полночь, в присутствии главного военного советника и представителя КГБ. Но и ситуация в афганском руководстве была уже накалена до опасного предела.

Когда Рюриков закончил, первым заговорил Тараки, почти сразу

— Мы благодарны советскому руководству за заботу и искреннюю заинтересованность в делах нашей страны. Да, у нас есть некоторые разногласия в руководстве партии, но они преодолимы. У советского руководства нет поводов для беспокойства за будущее НДПА. Рядом со мой сидит мой сын, и он это подтвердит.

Советские перевели взгляд на Амина.

— Товарищ Тараки сказал совершенно правильно. Да у нас есть разногласия, но они преодолимы и не касаются принципиальных вопросов. У меня есть отец и он рядом со мной. Он научил меня всему, и я готов умереть за него. Клянусь, что никогда не сделаю ничего такого, что могло бы причинить вред моему отцу, и сделаю все чтобы укрепить единство в партии.