Александр Маркьянов - Предчуствие беды

Из открытого люка появился Тараки, шагнул на трап. С возрастом, зрение у него стало порться, и он не сразу понял, что тот кто идет ему навстречу — Амин. Когда понял — оглянулся на выходящих из самолета Таруна и Джандата, начальника охраны, того самого, который потом будет руководить его казнью. Потом обратил свой взор вдаль, заметил стоящую у трибуны четверку, немного успокоился…

По праву любимого ученика, и заместителя первым подошел Амин, обнялись, как ни в чем не бывало. Восток…

— Как съездили, Нур-муаллим? — спросил Амин

— Нормально — Тараки не хотел вдаваться в разговоры, он чувствовал себя неуютно, будто предвидел . Отстранив в сторону Амина, он зашагал к трибуне, к стоящей рядом с ней четверке. Следом, улыбаясь по обыкновению заспешил Амин.

Когда ступил на трибуну — немного полегчало — Тараки любил и умел выступать. Кратко рассказал собравшимся о Гаване, о достигнутых там договоренностях, о встрече с Фиделем Кастро. Не забыл упомянуть о том, что на обратном пути побывал в Москве, сказал, что Советский Союз одобряет происходящее и готов и дальше оказывать помощь молодой революционной демократии. Речь на сей раз была короткой, закончив ее, Тараки суетно спустился к слушателям.

И тут он задал вопрос, на первый взгляд совершенно бессмысленный. Ни к кому конкретно не обращаясь, Тараки обронил:

— Все здесь?

— Все… — недоуменно ответил Амин

Вопрос снова — из ряда вон, не вписывающийся в картину. На аэродроме были все — и Амин, и вся четверка — и Тараки это видел. Но сорвавшимся с губ вопросом, он дал понять, что на аэродроме он ожидал видеть кого-то еще, кого-то, кого не увидел.

Кого?

Тараки уже направился к ожидающим его машинам, потом остановился на секунду, бросил еще одну фразу.

— В партии образовалась раковая опухоль. Я ее обнаружил. Будем ее лечить…

И направился к ожидающим его машинам…

Времени уже не было. Не было совсем. Однако, Тараки вместо того, чтобы действовать, и действовать незамедлительно, объявляет себе… день отдыха. Поистине странное поведение. Н был ли это день отдыха — не знает никто. В тот день Тараки никого не принимал — но так ли это на самом деле — никто не знает, все просто это предполагают. Тараки жил во дворце, и к нему мог зайти кто угодно в этот день

Только к вечеру следующего дня к Тараки смогла попасть четверка. Разговор снова пошел об устранении Амина. Сарвари доложил о том, что расчеты 77 зенап сменены, потому что Амин подкупил их, чтобы они сбили самолет. Снова зашла речь о том, чтобы убить Амина — четверка предложила отравить его за обедом. Высказав свой план, четверка ждала, что скажет Тараки. Тот долго колебался, но потом сказал: "Может вы и правы"…

Через несколько минут — Тараки стоило бы тогда задуматься, откуда так точно подогнано время — в кабинете зазвонил телефон. Правительственный. Звонил Амин.

— Учитель, ты хочешь слушать сплетни обо мне? Или может быть, ты выслушаешь меня, своего ученика?

Поколебавшись, Тараки пригласил Амина к себе. И тут же вызвал начальника президентской охраны, гвардии майора Джандада

— За время моего отсутствия в стране произошли отрицательные явления. Будьте предельно бдительны.

— Есть — ответил Джандад

А что ему было еще ответить?

— Вызовите ко мне начальника генерального штаба.

— Есть — повторил Джандад

Знали ли Тараки о том, то начальник генерального штаба армии ДРА подполковник Якуб тоже является доверенным лицом Амина? Наверное не знал.

Но встреча эта произошла, что было сказано на ней — неизвестно. В тот же день, состоялась встреча Тараки и Амина, предпоследняя, последняя состоится четырнадцатого, в присутствии советских представителе. На этой встрече Нур Мухаммед Тараки в очередной раз простил Амина.

Но произошло что-то еще. Причем скорее всего, произошло это не во время встречи Тараки и Амина, как это считается — а во время встречи Тараки и Якуба. Сопоставив то, что донес Якуб и то, что он услышал от Тараки, Амин предпринял ход конем — в двадцать часов ноль-ноль минут того же дня Хафизулла Амин сам, не спрашивая разрешения Тараки, издал указ о снятии с должностей всей четверки — Сарвари, Маздурьяра, Гулябзоя и Ватанджара. Он имел право это сделать — как первый министр правительства. Так же он объявил о раскрытии заговора против себя самого со стороны "таракистской" четверки.

Скорее всего — не четверки, а пятерки! Пятым мог быть сам Тараки — прощение могло быть всего лишь отвлекающим маневром, а своим разговором с Якубом он выдал свои истинные намерения. Но Хафизулла Амин пока не решился превращать четверку в пятерку, по крайней мере открыто не решился…