Томаш Ржезач - Пациент доктора Паарелбакка

— Но нельзя же отказывать даме, если она так просит! — напустился на меня ван Заалм. — По крайней мере, в Голландии это правило сохраняет свою силу.

— А вы прежде бывали в Голландии? — обратилась ко мне Шульцова.

Я махнул рукой.

— По меньшей мере раз пять, сударыня.

— Почему же вы тогда ни разу не зашли к нам?

Я улыбнулся:

— Просто не предполагал, что вы с Бобином уехали именно в Роттердам. Не зашел бы я к вам и сегодня, не расскажи мне о вас случайно господин Гайе ван Заалм.

— Тогда я приношу благодарность господину ван За-алму. За его здоровье! — подняла бокал Шульцова.

Мы выпили.

Гайе ван Заалм налил себе уже в который раз почти полный стакан неразбавленного виски.

В конце нашего визита я обратился к Шульцовой:

— Не поможете ли вы мне довести Гайе до машины?

Она рассмеялась. Хрипловато.

— С этой каланчой вам пе управиться. Я-то уж его знаю. Положите его лучше па постель Мартина.

У Шульцев, оказывается, были две отдельные спальни. Интересная деталь. Она свидетельствовала, что Бобин и его жена жили рядом как два чужих, видимо, человека. Умозаключение профессора Плигала относительно того, что Мартин Шульц был привратником, открывавшим своей жене дверь в общество, куда сама она никогда бы в жизни не смогла попасть, подтверждалось.

Я протащил Гайе ван Заалма по узкому коридору до угловой комнаты, где помещалась спальня Мартина, и там улояшл его на тахту. Включил свет в плафонах и настольную лампочку, снял с ван Заалма пиджак.

— Сейчас я принесу ему пижаму Мартина, — сказала Гана Шульцова.

— Пожалуйста, останьтесь здесь еще минуту, сударыня! Я выну из карманов пиджака то, что там у него лежит. Это дело деликатное, лучше, когда есть свидетель.

— Фу, вы настоящий формалист! — удивилась она.

— Нет, я юрист! Всего лишь юрист, возразил я. — У нас такой порядок, и в этих делах проявляется наша профессиональная щепетильность.

Я шарил в карманах его пиджака. В правом были две связки ключей. Мне легко удалось отличить те, что были от конторы (по двустороннему ключу от сейфа), и те, что были от квартиры (ключ от французского замка почтового ящика). И вот эта вторая связка исчезла в моем рукаве.

Я решился на такую рискованную, но, по-моему, крайне необходимую ночную акцию.

— Пожалуйста, — вот ключи, кошелек, носовой платок, зажигалка, сигареты и мелкие деньги, — протянул я все Шульцовой.

Она кивнула головой, глядя на меня широко раскрытыми глазами. Зрачки у нее были такими неестественно большими, словно в них закапали атропин.

— Исполнительный, корректный, аккуратный — просто мужчина хоть куда! А что? — восторженно, но тихо воскликнула Гана Шульцова.

Взяв меня под руку, она слегка прильнула ко мне, и я невольно ощутил ее небольшую, но упругую грудь. Подойдя к ночному столику, она погасила лампочку и увлекла меня в коридор.

— Ну, так как же завтра? — вдруг деловито спросила Шульцова. — С визитом к Мартину?

— Не знаю, — пожав плечами, ответил я. — Мне действительно трудно сказать вам что-нибудь определенное: все зависит от того, как у меня будет со временем, сударыня.

— Забудь эту сударыню — для тебя я просто Ганич-ка! — воскликнула она и еще сильнее прижалась ко мне.

— Порядок, Гани!

Она поцеловала меня.

Я должен бы предложить тебе что-то конкретное, — проговорил я, словно покоренный ее нежностью. — Когда ты ездишь обычно к Бобину?

— В половине первого…

— Хорошо, я позвоню тебе в двенадцать и скажу, сумею ли вырваться.

— Завтра вторник. Следующий раз я поеду к нему только в субботу.

Пока наши сведения подтверждались.

— Хорошо, если не удастся завтра, пусть Мартин ждет меня в субботу. А пока передай ему мой привет.

Она снова прижалась ко мне.

— Для тебя я тоже найду тут местечко!

— Это было бы фантастически, голубка! Но мне необходимо утром быть в форме. Если после полудня я освобожусь, то вечером обязательно выкрою для этого время. Но без свидетелей, тем более таких, что легко подвергаются алкогольному отравлению.

— А вот ты при этом не только держишься на ногах, но еще и бодро вышагиваешь, — ласково шепнула она.

Я теснее прижал ее к себе и прошептал:

— Завтра в двенадцать я тебе позвошо, а сейчас ты УЖ отпусти меня, а то не удержусь…

Она провела мне пальцем по носу.

— Так до завтра? Договорились, да?

* * *

Было половина первого ночи.

Я поставил свой «дацун» на маленькой неосвещенной площади и минут двадцать, а может, двадцать пять походил по ближайшим улицам.