Дарья Дезомбре - Ошибка Творца

— У вас еще остались вопросы? — спросила Надя, переведя наконец взгляд с картинки, видной из окна, — крыльцо, флоксы, гудящие шмели — на Машу.

— Да. — Маша раскрыла блокнот. — Вы были знакомы с актрисой Алисой Канунниковой?

— Нет, — вздрогнув, ответила Надя.

— Уверены? — Маша достала из папки фотографию улыбающейся Алисы, переданную ей два месяца назад убитым горем продюсером. Надя скользнула по фотографии взглядом и тут же отвела глаза. Маша решила не настаивать, а вынула и положила на столешницу еще два снимка:

— Посмотрите, пожалуйста: а вот эти два человека?

Надя, будто с трудом, повернула голову. С журнального столика, стоящего между ними, на нее смотрели Алиса и ниже — двое мужчин: Джорадзе и Антонов. Брюнет и блондин. Маша моргнула — ей показалось, она увидела что-то общее во всех лицах? Но нет: один яркий мужественный брюнет. Второй — изысканный блондин с высокими скулами, которого легко можно было бы загримировать под девушку. Маша перевела глаза на Надю и нахмурилась: Надя застыла, жадно вглядываясь в лица.

— Вы их знаете, Надя? — тихо спросила Маша, и та будто проснулась, посмотрела на нее отсутствующим взглядом и вновь повернулась к окну.

— Нет, — ответила она.

«Вы лжете, — хотела сказать ей Маша. — Вам знаком каждый из этой тройки. Неизвестно, как ваши пути могли пересечься, неизвестно, как вы сами оказались в том списке в сейфе. Но ясно одно: я ошиблась, вы не скорбите, пусть и с опозданием, по своему отцу. Борис Шварц тут, похоже, вообще ни при чем. Вы боитесь, смертельно боитесь кого-то. Интересно, кого?»

Телефон завибрировал у Маши в кармане плаща, она нащупала его, другой рукой собирая со стола фотографии в папку.

— Маша? — услышала она голос Андрея. — Есть новости. Можешь говорить?

— Подожди, — сказала в трубку Маша и кивнула Наде: — Спасибо, что уделили мне время. До свидания.

Надя даже не повернулась в ее сторону. Маша быстрым шагом пересекла веранду, толкнула дверь, ведущую на крыльцо.

— Что? — спросила она, почти бегом направляясь к машине, припаркованной во дворе.

— Пришли результаты от баллистов. — Андрей сделал паузу, и Маша услышала, как тот усмехнулся: — Пуля, извлеченная из сердца Алисы Канунниковой, и та, что застряла в голове у Елисея Антонова, выпущены из одного оружия.

— Не может быть… — Маша повернула ключ зажигания и медленно, задним ходом стала выбираться со двора.

— Это отчего ж не может?! — хмыкнул Андрей. — Разве не об этом ты с таким апломбом заявила нашему Анютину?

Перед тем как развернуться на поселковую дорогу, Маша бросила последний взгляд на дачу. В окне, темном на фоне жаркого летнего дня, виднелся неподвижный силуэт Нади Шварц.

— Андрей, — сказала она, глядя, как медленно закрываются за ней ворота, — значит, это правда — она действительно в списке. И теперь смертельно боится, что ее убьют.

Очередной парадокс — я же предупреждал, их будет много. Ведь парадоксы — это дьявольская игра, а евгеника, уж если на то пошло, должна быть его любимой игрушкой. Итак, парадокс — Америка, опередившая в предвоенные годы все государства Европы в продвинутости своей евгенистической политики, но осудившая преступления нацистских врачей — я, кстати, все вглядывался в их фотографии с Нюрнбергского процесса — такие хорошие, нор-маль-ны-е лица, — продолжала увлекаться «золотым сном человечества». «Закон об уродах» отменили в Чикаго только в 1972 году. А действовать он начал в 1867-м. То есть был принят всего двумя годами позже окончания Гражданской войны в США и действовал до года, когда «Маринер» прислал землянам первые фотографии с поверхности Марса. Согласно этому закону «искалеченным, изуродованным, больным и другим людям, чей внешний вид вызывает отвращение, запрещено появляться в публичных местах под угрозой штрафа от 1 до 50 долларов за каждый подобный проступок». Но не появляться было недостаточно. Уроды не должны были плодиться. В этом, как всегда, виноваты были женщины. Более прицельно — женщины из бедных слоев населения и цветные. В том же 1972-м стало известно о принудительной или тайной стерилизации по крайней мере двух тысяч черных женщин. Индейские скво тоже подвергались этой процедуре — им, уже во время родов, отказывались предоставлять медицинскую помощь, пока не согласятся на стерилизацию. Часто бедняги давали свое согласие просто потому, что не понимали языка, говоря только на наречии своего племени. Впрочем, американцы были далеко не единственными…