Николай Свечин: Паутина [litres]

Лыков расправил широкие плечи:

– Помогать вам не стану. Но и мешать не буду.

– Ну хоть так… До свидания!

Алексей Николаевич поймал чету Таубе на прогулке в Александровском саду. Подошел и, не здороваясь, сказал жалобным голосом:

– Витя! Он меня в заговор тащит. Толстосум!

Барон отстранил супругу:

– Погуляй минут пять, я быстро.

Лидия Павловна кивнула Лыкову и направилась к ближайшей скамейке. А генерал спросил:

– Он – это Гучков?

– Кто же еще? Хромой бес!

– И что ты ему ответил? – вперил взгляд в друга барон.

– Ну… мешать не буду и помогать не буду.

– Правильно, – одобрил Виктор Рейнгольдович. – Этой позиции и держись.

– Но он хочет снять с улиц наружную полицию! А как ее снимешь? Только насилием. Кровью.

Таубе нахмурился:

– Леш, успокойся. До этого пока, как до луны. Ближе к делу будет видно, начнем переубеждать, посредничать. Но Гучков прав по сути: терпеть такое дальше нельзя. С этим ты согласен? Тогда сделай, как и я, волть-фас [120] Вольт-фас – кавалерийский маневр, когда конница отступает, а потом внезапно разворачивется и атакует противника. В переносном смысле – резкая перемена взглядов на сто восемьдесят градусов. .

Статский советник позвал баронессу:

– Лида, я отстрелялся. Извини…

Дальше они гуляли втроем. Лыков рассказал о внуках, о Николке. Таубе сообщили последнюю новость: дочь Татьяна в положении. Летом в семействе Демут-Малиновских должно быть пополнение!

Алексей Николаевич ушел из Александровского сада успокоенный. Действительно, когда еще случится эта революция? Может, все само собой как-нибудь рассосется. А служить приходится сегодня, с Джунковским. Степа Белецкий уже метит в Сенат, как раньше это делал Нил Петрович Зуев. Лыкову никакой Сенат не светит, лучше помалкивать в тряпочку.

С такими мыслями он дошел до биржи извозчиков на углу Невского проспекта. И тут случилось непредвиденное. Два огромных парня схватили его под руки, а третий приставил к спине нож. Сыщика зашвырнули в подъехавшее авто с зашторенными стеклами. Мотор сразу рванул с места. По обеим сторонам от пленника сидели крепкие ребята с револьверами в руках, еще трое кривились с заднего сиденья, а шестой примостился справа от шофера. Влип…

Мысли у Алексея Николаевича путались. Оружие дома, да и не поможет оно против такой орды. Неужели его прикончат? Отвезут за город и пустят пулю в голову? Вот растяпа!

Авто ехало около получаса, потом затормозило и гукнуло клаксоном. Скрипнули ворота, мотор въехал во двор. Значит, убьют не за городом? Ну, это мы еще посмотрим. Сыщик немного приободрился.

Его вытащили из машины и повели на второй этаж какого-то дома. Так это же особняк Рудайтиса-Вырапаева! Толпа здоровяков окружила Алексея Николаевича, сзади их подпирал дворник ростом с каланчу. Через минуту сыщик оказался в комнате без окон. Под люстрой стоял высокий седой мужчина лет пятидесяти.

– Здорово, Лыков.

– Здорово, Шишок.

– Поговорим, что ли?

– А чего у тебя? Давай лучше у меня на Фонтанке, дом шестнадцать.

«Иван иванович» сел за стол, уставленный бутылками. Опять пить? Сыщик уже не мог смотреть на выпивку. Но показывать это бандитам было нельзя – подумают, что испугался. Сыщик расположился напротив хозяина, окинул тарелки взглядом.

Рудайтис, не спрашивая, налил в две рюмки водки. Кивнул парням, и те мигом исчезли.

– Не бойся, – сказал Рудайтис. – Ты уйдешь отсюда живой. Гучков просил тебя не трогать. Я лишь хочу обсудить кое-что.

– Смешно, – ответил Лыков. – А меня он просил, чтобы я тебя не трогал.

– Обещал?

– Навроде того.

– Так давай мы с тобой договоримся.

– Давай.

Лыков готов был обещать что угодно, лишь бы уйти отсюда на своих ногах. Он старался держать фасон, но получалось так себе: под ложечкой холодило. Хозяин почувствовал это и кивнул на рюмку. Гость помотал головой:

– А чаю нету?

– Эй! Самовар сюда!

Скоро перед сыщиком возникла чайная пара. Он отхлебнул и одобрительно зажмурился: чай был китайский, высшего качества.

– Богато живешь…

Напряженность, что витала в воздухе, стала спадать. Алексей Николаевич огляделся и увидел, что напротив висит очень хороший пейзаж Левитана. Он подошел, рассмотрел: прекрасная работа!

– Много отдал?

– Шесть сотен.

– Уступи мне за тысячу!

Рудайтис фыркнул:

– Обойдешься. Он мне самому нравится.

Они выпили по чашке и стали наконец разговаривать спокойно. «Иван иванович» подступил издалека: