Длилось это с неделю.
Я уже почти не спал и не ел, потому что все время думал об одном и том же. Наконец решил передать дело в прокуратуру. Будь что будет. Я знал, что больше мне ничего не удастся обнаружить или доказать и что все это не доведено до конца.
Короче говоря, я закрыл дело, а гордиться было нечем. Сложил все это в хорошенькую папочку и отдал Бахтику. Мне уже было все равно, что он подумает. Бахтик мне не указ, и без него знаю, что не довел дело до конца.
Я не удивился, получив сообщение, что Старик немедленно вызывает меня к себе.
Когда я влез в его кабинет, Старик был не один. Там сидели два гражданина. Лица у них были слишком загорелые для осени, на коленях лежали фиолетовые велюровые шляпы, а сами они были одеты в зеленые костюмы. Короче говоря, это были два гражданина цыганского происхождения, хотя никто не говорит, к примеру, гражданин турецкого происхождения, а говорят просто «турок». Очевидно, в отношении к цыганам остались еще какие-то предрассудки, поэтому мы и называем их так вежливо.
Меня очень удивило, что Старик тотчас же в их присутствии перешел к делу. Он постучал по моей папке и сказал:
— Кто говорит, что Подгайский убил Местека?
— Я говорю, товарищ капитан, — твердо произнес я, — потому что это логично.
Старик уселся поудобнее и вопросительно посмотрел на меня.
— Я думаю, что нельзя принять другую версию, — продолжаю я, — никто, кроме Подгайского, не был заинтересован в смерти Местека. Его видели в последний раз с Подгайским, они вместе вышли из трактира; Подгайский признается, что они спорили. И с тех пор никто Местека живым не видел.
— А что, если Местек сам упал в воду? Что тогда? — спрашивает Старик.
— Если бы он упал сам, — настаиваю я на своем, — Подгайский бы пораньше начал интересоваться судьбой своего главного сотрудника, который исчез ни с того ни с сего. Это типичное хладнокровно задуманное убийство. Подгайский устранил его продуманно и очень ловко. Он знал, что доказать это трудно. Поэтому он и не признается.
— Ну да, — кивает Старик. — У тебя все великолепно разложено по полочкам. Только одного тебе не хватает.
Я не спрашивал, чего именно, чтобы он не подумал, что защищаюсь. Я-то знал, что мне многого не хватает. И тут Старик вдруг говорит:
— Видишь, в чем дело, ты, наверное, не играешь на скрипке.
— На скрипке не играю, — отвечаю я, — и на цимбалах тоже, и на флейте, потому что у меня нет слуха.
Хотел я ему сказать, что если бы играл на скрипке, так этим бы и кормился, но потом сдержался и стал ворочать мозгами. Я никак не понимал, какое отношение имеет музыка или скрипка к этому делу, да еще тут торчали эти граждане цыганского происхождения, которые, вполне возможно, и играют на скрипке. Но я понять не мог, что в этом плохого. Старик с нескрываемым удовольствием наблюдал за мной.
Он досыта насмотрелся на меня, а потом с невинным видом заявил:
— Дело в том, что Шерлок Холмс играл на скрипке. Так я думаю, что тебе бы это тоже не помешало. Видишь ли, это способствует дедукции. Да не делай ты такое свирепое лицо! Оскорбить ты меня не можешь, потому что я твой начальник, а если бросишься на меня, так я откушу тебе нос.
Теперь мне было ясно, что Старик что-то знает, чего я не знал. Но я был уверен, что если он узнал об этом случайно, так меня упрекать не станет.
— Жизнь для чистых душ полна неожиданностей, — продолжал Старик. — Это, — он показал на старшего гражданина, который встал и поклонился, — это Ружичка Бенедикт, а это, — та же самая процедура повторилась с младшим гражданином, — это Ружичка Мефодий. Удивляешься?
— Не очень, — ответил я.
— Так вот, под конец самое интересное, и ты удивишься. Это паспорт Франтишека Местека. Вот.
И бросил на стол красную книжечку.
— Теперь удивляешься?
— Да, теперь удивляюсь.
— Слава богу. А чему ты, собственно, удивляешься?
— Удивляюсь тому, как он к вам попал.
— А ты не удивляешься, как ко мне попали Бенедикт с Мефодием.
Оба названные встали.
— Так чтобы ты не очень долго удивлялся: послали их ко мне с Остравы. И паспорт Местека с ними. Дело в том, что Бенедикт с Мефодием обокрали там склад, разворовали топоры и пилы. А когда их основательно обыскали, так обнаружили и паспорт Местека в бумажнике. А где его нашли Бенедикт с Мефодием?
— С вашего позволения, украли, — сказал Бенедикт.
И Мефодий сказал:
— С вашего позволения — да.
— Так, так, — похвалил их Старик, — украли. И украли прямо у владельца, у Франтишека Местека, который в нетрезвом состоянии лежал на берегу Лабы как раз в тот вечер, когда его, как ты уверен, убил Братислав Подгайский. Тебе ничего в голову не приходит?
Читать дальше