Карел Михал - Шаг в сторону

Пани Ландова пригласила меня войти. Сказала, что она однажды иллюстрировала сказку, но не уверена, что у нее это получилось. Впервые за все наше знакомство она смутилась. Даже у очень самоуверенных людей есть уязвимые места. Очевидно, как художник, она была настолько добросовестна, что не могла притворяться. Я заверил ее, что, даже если ее работа не очень совершенна, я все равно не разберусь, и предложил показать иллюстрации своему другу.

Она показала мне иллюстрации и сказала, что ее трогает мое внимание. Пусть она думала что угодно, во всяком случае, держалась так, как будто на самом деле говорила серьезно. И я обрадовался. При сложившихся обстоятельствах она была для меня единственным ключом, несмотря на то, что я был по-прежнему уверен: к часам пани Ландова никакого отношения не имеет. Но она знала что-то о Местеке, и я хотел сохранить с ней хорошие отношения. Кроме того, на нее было приятно смотреть: как она сидела и как рассказывала о своих возможностях. Действительно, на нее было приятно смотреть, почему бы мне в этом не сознаться. Каждый нормальный мужчина при любых обстоятельствах с удовольствием смотрит на красивую женщину, а если говорит, что нет, так врет или просто тогда он ненормальный.

Для успокоения совести я отказался от коньяка под предлогом, что у меня изжога. Мы сидели и разговаривали о чем попало, и скоро я позабыл, что она знала Франтишека Местека, хотя совсем позабыть об этом я не мог. Я сидел и болтал, как болтают люди, когда хотят немного отдохнуть. И вдруг я увидел, что одна из копий висит криво. Я встал и поправил ее. Я отлично помнил, что позавчера, когда пани Ландова снимала копию, чтобы показать мне, копия висела ровно. Так пани Ландова повесила ее. Я тогда еще подумал, какой у нее образцовый порядок, хотя вообще-то говорят, что художники ужасно неаккуратные люди. Может, это было случайно. Может, она вытирала пыль. А может, здесь кто-то и был после меня и брал эту копию в руки.

Не забывайте, что можно установить слежку за домом, в котором живет интересующая нас особа, и знать точно, когда она выходит и приходит. Но трудно выяснить, кто приходит к ней, потому что в большой дом в течение дня входит много людей, о которых постовой не знает, живут ли они в этом доме или нет, а если нет, так к кому идут. Постовой околачивается около дома, а не лежит на рогожке перед дверью квартиры. Возможно, что к пани Ландовой кто-то заходил. В таком случае интересно было бы узнать кто.

Я сказал, что хочу пить и что сам налью себе воды. Вода была в прихожей, рядом с кухонным уголком. Там стояли две грязные чашки из-под кофе. На одной были следы помады, на другой нет. Зная аккуратность хозяйки, я мог предположить, что они стоят здесь недавно. Из разговора с пани Ландовой я узнал, что гости сюда ходят редко. Она сказала, что не хочет превращать квартиру в трактир. Есть много людей, которые превращают трактир в квартиру. Так почему не может быть наоборот? Чашка с помадой, очевидно, была ее, другая — гостя… Большинство людей пьет кофе вместе с гостями. Из второй чашки, очевидно, пил мужчина; однако совсем не все женщины красят губы, так что это не доказательство. Хотя на блюдечке был пепел от сигары. Женщины не курят сигар, а уж если и курят, так не стряхивают пепел на блюдце. Таким поросенком может быть только мужчина.

Очень вероятно, что этот мужчина нанес свой визит без преступных целей. А сигары сейчас курят только пожилые люди. Но когда я вспомнил про Кунца, я подумал, что вряд ли пани Ландовой нравятся пожилые мужчины. Так что сигару курил не близкий друг дома. Я вернулся и бодрым голосом соврал:

— Я вытащил из раковины кончик сигары. Он был очень страшный, и я испугался.

Она засмеялась. Очевидно, ее это не удивило.

— Вы подумали, что это таракан, да?

— Нет, я не позволил себе так оскорбительно подумать, но, конечно, ему лучше там, где он сейчас находится. Я его выбросил.

— Это опять дядя, — сказала сдержанно хозяйка дома. — Он повсюду их разбрасывает. Хожу за ним с пепельницей, но иногда и не услежу.

— Я думаю, что было бы лучше, если бы он курил трубку.

— Почему? Зачем ему курить трубку? Пусть хоть нюхает табак, если ему это нравится.

— Я думал, что большинство художников курят трубки.

— Это легенда. А потом дядя не художник. Он совершенно не разбирается в искусстве. У нас очень приличная семья, если не считать меня. Дядя раньше занимался экспортом у Бати, а теперь работает в театре.

— Играет?

— Только в шахматы. В театре он что-то пишет — словом, администратор. Но теперь он оттуда уволился.