Карел Михал - Шаг в сторону

И, наконец, мне нужно было поближе познакомиться с пани Ландовой. Все это пецольдологическое исследование казалось мне очень бесперспективным, так что я отложил его и направился к пани Ландовой. Дорогу я знал, потому что уже однажды там был, когда расспрашивал дворничиху.

Вера Ландова была дома. Мы обменялись приветствиями, как тореадор с быком. Вежливо. Она пригласила меня войти. В квартире у нее было красиво, она удивительно комбинировала современную мебель со старой: здесь барокко, там широкая тахта, готический святой на подставке. Обычное ателье, но если у человека уйма вкуса, то выглядит это здорово. И к тому же все здесь стоило немалых денег.

— Я считаю своей обязанностью принести вам извинения, — начал я, когда мы сели.

Пани Ландова посмотрела на меня, увидела, что говорю это серьезно, и сказала, что извинения должны быть взаимными. Больше она об этом не распространялась.

— Я пришел вам сообщить, — говорю, — что вы вскоре сможете снова продолжить свою работу в Ципрбурге, как только туда направят нового управляющего.

Она промолчала.

— Кунц туда уже не вернется, — продолжаю я.

— Почему?

— Сидит, — говорю, — потом его будут судить, потом снова будет сидеть. А потом я ему подыщу работу. Быть управляющим за шесть сотен — это не работа для молодого человека. Когда ему вынесут приговор, можете попросить, чтобы вам разрешили свидание. Если хотите, я замолвлю за вас словечко.

К великому моему удивлению, пани Ландова сказала:

— Не старайтесь. Не стоит. Я к нему не пойду.

— Думаете, что ему потом будет еще тяжелее?

— Нет, это меня меньше всего беспокоит. Просто я думаю, что нам с ним больше не о чем разговаривать. Ни сейчас, ни потом.

Я не выразил ни согласия, ни удивления. Всем известно, что выводы, к которым приходят женщины, чаще всего сверхнеожиданные.

Она встала, закурила и несколько раз прошлась по комнате.

— Дело не в том, что он попался. Наоборот. Это скорее помеха, потому что оставить человека в беде одного слишком жестоко, но ничего не поделаешь. Вмешиваться я не буду — я ему не верю.

— Он неплохой парень.

— Конечно, неплохой. Если бы он мне обо всем рассказал раньше, мы бы, наверное, вместе придумали, как из этого выпутаться. Но жить рядом, жить со мной и ничего не сказать… вы же видели, чем это кончилось. А ждать, пока он снова что-нибудь выкинет, — этого я не могу себе позволить. Никто не может жить с адской машиной, по крайней мере я не могу. Я бы не стала вам об этом говорить, но вы сами начали.

Мне показалось, что я должен как-то оправдать Кунца перед этой женщиной.

— Он молчал, потому что думал о вас, — говорю. — Если бы он вам доверился, он бы сделал вас соучастницей.

Она недовольно посмотрела на меня.

— Я не разбираюсь в юриспруденции.

— Пардон.

— Я женщина, если вы еще этого не поняли, а редкая женщина простит недоверие к себе. Вот.

— Это вопрос престижа?

— Немного. И немного человечности… Извините.

Из шкафчика в углу она вынула коньяк и две рюмки.

— С вашего разрешения я выпью, потому что вы мне действуете на нервы. Не думаю, что вы пришли сюда только затем, чтобы решить вопросы моей интимной жизни. Так говорите, зачем вы пришли. Кстати, выпейте тоже, надеюсь, вы не будете считать это взяткой.

Я решил, что не буду, ведь это был французский коньяк. По крайней мере на нем была французская этикетка. Я, правда, знаю некоторых людей, которые могут где-нибудь раздобыть бутылку из-под «Марии Бриссард» и наливают в нее домашнюю наливку, но на пани Ландову это непохоже.

— Я пришел затем, — сказал я, когда мы допили, — чтобы спросить вас, как обстоят дела с этими копиями.

— Это вас лично интересует или это ваша служебная обязанность? В последнем случае я должна заранее посоветоваться с юристом.

— Не затрудняйте его. Я не собираюсь вас из-за этого преследовать. Но все, что касается Ципрбурга, я хочу знать до последнего пунктика. Расценивайте это как профессиональный порок.

— Пусть так. Что именно вы хотите знать от меня?

— Могли бы вы показать копии, которые вы делали раньше?

Она встала и сияла со стены маленькую картину в темной рамке.

— Пожалуйста.

Это был натюрморт, очевидно, голландской школы, с лимоном, оловянной тарелкой и стаканом вина.

— Внизу дата, когда я окончила копию. Моя подпись и пометка «сор», — обратила мое внимание пани Ландова. — Подделок я не делаю, если вас это интересует. Хотите, я дам вам лупу, чтобы вы могли прочесть.