Карел Михал - Шаг в сторону

Я хорошо видел и без лупы.

— Простите, есть у вас еще что-нибудь?

Она принесла мне еще две картины, которые висели на стенах.

На одной был изображен какой-то пейзаж, на другой крестьянин с трубкой.

— Вы специализируетесь по голландцам?

— Более или менее. Прикажете мне копировать современных мазил?

Я вернул ей все три экземпляра, не сказав ни слова.

— Вы довольны?

— Да. И не сердитесь.

— Нет, — сказала она, пожав плечами, и впервые за весь разговор улыбнулась. — Всякое обследование я рассматриваю как стихийное бедствие. Я очень благодарна вам за то, что вы не перевернули мою квартиру вверх дном и не стали прокалывать кресло саблей. Хотя сабли сейчас не в моде, в ваших кругах, кажется, принято носить твердые шляпы, да?

— Да, чтобы защитить голову от ударов. Извините, еще один, совсем не служебный вопрос. Каким образом вы добиваетесь того, чтобы на ваших копиях так трескался лак?

— Производственная тайна, хотя это в общем-то пустяки. Но мне кажется, что, когда копия такого старого произведения покрыта свежим лаком, это нарушает стиль. Словом, это чуть-чуть ребячество.

— А если предположить, что кто-то изготовил совершенную подделку? Можно ее продать?

— Как подделку вряд ли; как копию, вероятно, можно, но это бы себя не оправдало. Старый и дорогой оригинал сейчас без экспертизы вряд ли кто купит, разве какой-нибудь простачок, а тот бы заплатил самое большее две сотни, потому что за эти деньги он может купить «Градчаны» или «Прелестную цыганку». На этом трудно разбогатеть.

Она повесила картины на место, и я поднялся.

— Могу я вам быть чем-нибудь полезен?

— Лучше не надо, — ответила она вежливо.

Когда я взял шляпу — мягкую, твердых сейчас уже не носят, — я спросил:

— Вы знакомы с Франтишеком Местеком?

— С кем?

— С Франтишеком Местеком из Дечина. Если вы его знаете, так я только хотел вам сказать, что он попался.

— Не знаю, — ответила она.

— Тем лучше, прощайте.

Если меня не обмануло зрение, она была очень бледной, когда я уходил, и совершенно непроизвольно ухватилась за занавес, разделявший ателье.

Называя фамилию Местека, я действовал вслепую. У меня не было на это особых причин, но я не знал, почему бы мне и не спросить. Ее реакция меня удивила. Если вы кого-нибудь захватите врасплох, у вас всегда есть преимущество, потому что вы наблюдаете и ожидаете эффекта, а ваш собеседник должен замаскировать возникшую реакцию. Когда я уходил, пани Ландова была рада моему уходу. Она облегченно вздохнула и не следила за собой так напряженно, но дело не в этом. То, как она отнеслась к Кунцу, лишний раз доказывало, что к часам она не имеет никакого отношения.

Как я и предполагал раньше, эта женщина всегда знала, чего хочет. Пока Кунц был ей дорог, она делала для него все, что могла. Сейчас ей на него наплевать. Трудно осуждать ее за это. Поддерживать отношения только из-за сентиментальности — это все равно, что держать в квартире покойника. То и другое достаточно эффектно, но рано или поздно с этим нужно расстаться.

И все-таки она знала о Франтишеке Местеке. И не от Кунца. Не только потому, что Кунц ей ничего не сказал, но и потому, что Кунц сам о нем ничего не знал. А откуда она его знала — вот это-то как раз меня и интересовало. Франтишек Местек был контрабандистом. Весьма вероятно, что он перевозил не только часы. А потом обычно контрабандисты не только ввозят товар, но и вывозят за границу. Всяких комбинаций могло бы быть немало. Шпионаж я сразу исключил. Потому что для переправки секретных материалов существуют другие пути. И еще потому, что, если бы человек, занимающийся шпионажем, стал обращать на себя внимание из-за каких-то часов, его хозяева бы с ним быстро расправились.

Что могло быть предметом контрабандного вывоза? Вряд ли копии, которые я видел. Ведь на них было точно указано, что это копии, так что никто не ставит их экспортировать как подделки. Кроме того, что пани Ландова говорила о невыгодности их продажи, было, конечно, правдой.

Припереть ее к стенке и требовать, чтобы она сказала, откуда знает Местека, не имело смысла. Не скажет. Будет запираться. Ведь она не сумасшедшая. Ее замешательство — это след, а не доказательство.

А если бы мы ей как-то и доказали, что она знает Местека, и она бы это подтвердила, мы ничего бы не выиграли, потому что знать кого-то — это еще не преступление, даже если этот знакомый случайно оказался в реке. Все не так-то просто. В нашем деле все должно быть основано на доводах здравого разума и фактах.