Карел Михал - Шаг в сторону

Но что-то омрачало мою радость. Ведь всего этого могло и не быть, если бы я соблюдал все правила. Только это было сверх моих сил. Все-таки сохранять спокойствие, когда тебя довели до белого каления, — это требует особой тренировки. Правда, иногда выдержка зависит от определенного количества равнодушия, рыбьей крови. Мудрый принцип «делай, что тебе говорят, говори, что от тебя хотят услышать, и будешь жить без забот» — всегда был мне противен, хотя это своего рода рецепт спокойной жизни. Не менее противно превращать собственную развязность в достоинство. Это мало кому понравится. Мне бы тоже не понравилось.

В общем, как пишут в книгах, пришел я к выводу, что допустил ошибку. Только все-таки я был уверен, что во вчерашнем скандале я был прав, то есть я был не в том прав, что орал, а то, из-за чего я орал, было справедливым, так что мне не хотелось окончательно раскаиваться. Вот и разберитесь! То, что я вчера сделал, — сделал зря, это было не очень умно. Но ведь должны быть люди, которые говорят неприятные вещи! Потом бывает скандал. Говорить людям правду в глаза не всегда приятно. К добру это не ведет. Если думаете, что я преувеличиваю, попробуйте сами.

От этих размышлений мне стало совсем скверно, а потом я пошел пожинать плоды своего боя за правду.

На столе лежала записка, в которой было сказано, что я немедленно должен явиться к майору Штупру, а дежурный еще лично сообщил мне об этом. Бахтик уже развил бурную деятельность.

Чтобы вам было ясно, майор Штупр — большое начальство. Он неплохой человек, но просто человек, каких много, а у Бахтика, конечно, было преимущество, потому что он лично докладывал о случившемся.

К майору Штупру я не пошел. Я понимал, что меня за это не похвалят, но я был в таком состоянии, что сказал бы лишнее или вообще бы ничего не сказал. И то и другое одинаково глупо. Мне не хотелось таскаться по кабинетам и рассказывать, как меня обижают и что я хотел только добра, и тем самым давать остальным возможность позлословить. Если человек сделает что-то, чего делать нельзя, ему всегда чудится, будто над ним остальные смеются, хотя чаще всего это не так. Я пошел к Старику.

Он сидел в кресле в кругу семейства, был очень болен и так плохо выглядел, что я решил ему ничего не рассказывать. Поговорить о желудке и поскорее смотать удочки. Только Старика не проведешь. Он с минуту послушал мои соболезнования по поводу его здоровья и попросил, чтобы я не наводил тень на плетень и говорил, что случилось. Ну, я и сказал. Сказал все, без рассуждений. Пусть сам разберется. Видно, разобрался, потому что минуту думал, а потом и говорит:

— Ну и дурень же ты, верно?

Я от чистого сердца подтвердил.

— Угу, — кивнул Старик. — Что посеешь, то и пожнешь. Что же ты собираешься теперь делать?

Я сказал, что пойду к майору Штупру. Старик отклонил этот вариант.

— Нет. Ты там поругаешься или будешь молчать. Знаешь что, я туда сам пойду, так будет лучше.

— Да что вы, вы же больны!

— А почему бы нет? — заворчал Старик. — Поймай такси! Анечка, принеси костюм!

Он не дал себя переубедить. Я помог ему влезть в такси, вылезти тоже. Вид у него был ужасный. Лучше бы было дать себе по морде, чем тревожить его.

Я ждал внизу в его кабинете. Вернулся Старик через полчаса и выглядел еще хуже, чем раньше. Плюхнулся на стул, и я уже хотел бежать за врачом, потому что боялся, что ему будет совсем плохо. Но он не умер, похрипел с минуту, а потом говорит:

— Можешь туда не ходить. Все в порядке.

— Спасибо, — говорю. На языке у меня вертелись слова благодарности, но больше я ничего не сказал.

— Перед Бахтиком ты должен будешь извиниться. Я не собираюсь рассуждать о предмете спора, но Бахтик был временно твоим начальником, а ты вел себя неподобающим образом. Орал на него?

— Орал.

— Сказал ему, что он дурак и подонок?

— Сказал.

— Так извинись и скажи ему, что он не дурак и не подонок. В какой это будет форме, мне все равно, но извиниться ты обязан. Пошли его сюда и подожди в коридоре.

— Но…

— Цыц! — сказал Старик.

О чем они говорили десять минут с Бахтиком, этого мне, наверное, никогда не узнать, я не подслушивал, но, когда меня позвали в кабинет, вид у Бахтика был бледный.

Я сказал ему, что сожалею о своих словах и о тоне, в котором я по горячности говорил с ним и т. п. и т. д.

Бахтик ответил мне ненавидящим взглядом. Только когда Старик угрожающе заворчал, Бахтик сказал, что он не чувствует себя оскорбленным и считает, что инцидент исчерпан. Он говорил мне «вы», хотя я говорил ему «ты», ну и шут с ним!