Карел Михал - Шаг в сторону

Из Маркеты меня соединили с Прагой. Я назвал номер, через минуту кто-то отозвался, и меня соединили с паном Вошагликом. Голос на другом конце провода сказал, что товарищ капитан болен и что у телефона Бахтик. Я сказал, что сожалею, — оно так и было.

Бахтик сообщил, что я должен немедленно прервать отпуск и вернуться в Прагу. Я ответил, что не могу, а он:

— Что значит «не могу»?

Очевидно, заменял начальника. Вот радость-то! Я спросил, зачем мне нужно возвращаться. Он сказал, что установлена личность мертвого из Дечина, что это был Франтишек Местек, механик речного судна, постоянно проживавший в Дечине. Месяц назад его уволили за пьянство, и он собирался ехать в Липну на плотину. Теперь его разыскивала какая-то девица из-за алиментов. Выяснилось, что вещи Местека остались на квартире у хозяйки и что его недели три никто не видел. В Липну он, конечно, не заезжал.

Девица признала вещи покойного. О часах она ничего не знала, а при составлении протокола заявила, что Франта всегда был со странностями.

Бахтик выразил пожелание, чтобы я немедленно возвратился в Прагу и занялся этим делом. Не имело смысла с ним ругаться. Мне ничего не оставалось, как рассказать ему хотя бы то, что я считал нужным. Как я прошляпил сумку, не стал ему говорить. Он заявил, что сделает для себя заметки. Он всегда все записывает и, чтобы никто не прочел его записей, пишет неразборчиво. Потом сам ничего прочесть не может.

Он буквально вытянул из меня фамилии тех, на кого падало подозрение. Только потом мудро решил, что в таком случае я не должен возвращаться.

Я попросил его узнать, выдано ли удостоверение на оружие на имя Веры Ландовой. Подождал у телефона. Удостоверение было выдано. Бахтик хотел дать мне еще несколько мудрых советов, но я повесил трубку.

Дед старательно подслушивал за дверями, но, видно, был слишком глухой, так что много не наслушал. Он спросил меня, не семейные ли это неприятности. Я сказал «гм», дед на это ответил, что у всех семейные неприятности.

У меня нет. Ни неприятностей, ни семьи.

На холм я взобрался без труда. От злости даже забыл вспотеть. У калитки встретил пани Жачкову. Она несла большую сумку.

— Еду в больницу к старику, господин инспектор. Везу ему пижаму и зубную щетку. Ночью я ничего не успела дать ему с собой.

Она все время величала меня инспектором. Была твердо убеждена, что каждый человек, занимающийся инспекцией, — инспектор, и конец. Каждый раз, когда она это произносила, я вздрагивал.

Предложил ей поехать с ней. Посещение больных — проявление христианского милосердия.

Жачек был в палате один. Нога у него была в гипсе, а вообще-то он выглядел неплохо.

— Так что, пан Жачек, болит ножка-то? — говорю я с глупой улыбочкой.

Ответил, что болит. Ночью, видно, меня не узнал.

— А как вы попали на эту лестницу? — расспрашивал я. — Что это вам взбрело на ум идти ночью в подвал?

Он утверждал, что услышал ночью какой-то шум и пошел посмотреть. Я сказал, что это достойно всяческой похвалы, но нужно было взять с собой фонарь. Видимо, он не подготовился к такому допросу и поэтому пробормотал что-то невнятное.

— Сколько времени? Не опоздать бы нам на автобус, — сказал я.

Он протянул руку и вытащил из столика огромную «луковицу».

— Что это вы рвете себе этой луковицей карман, — говорю, — а пану доктору Вегрихту продали такие красивые часы.

Ответил, что привык к карманным, и даже глазом не моргнул. Жандарм есть жандарм.

— Так зачем же вы их покупали, если не носите?

Это уже была далеко не светская беседа, но почему бы мне не быть нахальным, как и другие нормальные граждане? Жачек косо посмотрел на меня и ничего не ответил.

— А где вы их, собственно, купили? — продолжал я с мирной улыбкой. — Очень красивые Часы.

Он сказал, что нигде не покупал и что получил их от племянника.

Весьма правдоподобно, но тогда ему нечего было делать в подвале.

— Ой, чуть было не забыл, пани Жачкова! Вы должны зайти на третий этаж в канцелярию за бюллетенем. Пан Кунц мне говорил.

Ушла.

Я надеялся, что она будет искать эту канцелярию довольно долго, потому что действительно канцелярия находилась на первом этаже.

Двери захлопнулись, и я начал.

— Пан Жачек, эти часы вам никакой племянник не давал. Молчите? Где вы их взяли? Нашли? Если вы их нашли, почему вы их не сдали? Только вы их не нашли, вы их взяли из сумки, да, из той черной сумки, на которую вы вчера вечером ходили смотреть. Что вы об этом знаете?