Геннадий Сорокин - Скелет в семейном альбоме

– Никто. После моего ухода можете перевести его в общую палату.

Врач равнодушно пожал плечами: «Не хотите говорить – не надо. Мне-то до этого больного и дела нет. Я уже сообщил о его травмах куда надо».

– Айдар, – повернулся я к Далайханову, – пока я буду у Лобова, узнай, кому передали сообщение о поступлении в больницу человека с криминальными травмами и какое решение будет принято по этому сигналу. Доктор, проводите меня к пациенту.

– У него скоро прием лекарств.

– Ничего страшного. При мне пилюли выпьет.

Евгений Лобов оказался смуглым пятидесятилетним мужчиной небольшого роста, щуплого телосложения. От внутренних болей черты лица его заострились, густые черные брови сомкнулись на переносице, словно мужчина однажды поморщился и не смог обратно разгладить лицо.

– Здравствуйте, Евгений Сергеевич, – приветливо сказал я. – Как вы себя чувствуете? Я из милиции, меня зовут Андрей Николаевич Лаптев. Расскажите, пожалуйста, что с вами вчера произошло?

Я придвинул к кровати больного табурет, присел на самый краешек.

– У меня уже были из милиции, и я им все рассказал, – недовольным тоном ответил Лобов. – Оставьте меня в покое, я плохо себя чувствую.

Я обернулся, проверил: не открылась ли дверь в палату? Все в порядке. Дверь закрыта, можно работать.

– Позвольте, Евгений Сергеевич, немного помочь вам. – Я взял пациента за подбородок, поправил его голову на подушке. – Вот так будет лучше.

Довольный внесенными изменениями, я улыбнулся больному и со всего размаху влепил ему звонкую пощечину. Голова Лобова метнулась в сторону, он негромко вскрикнул. Я вскочил с табуретки, схватил мужичонку за грудки, приподнял над кроватью:

– Что ты, гнида, ментам рассказывал, как с лестницы упал? А про спортивную сумку, полную денег, рассказал? Про трупы в домике Машковцова все выложил? Запомни, ублюдок, ты до сих пор живой только потому, что я об этом попросил. Ты украл воровской общак, и по законам преступного мира тебя положено казнить.

– Я ничего не знаю, – прохрипел Лобов. – Отцепись от меня, сволочь! Я на тебя жаловаться буду.

– Жаловаться? – Я разжал руки, выпрямился, отряхнул ладони о штанины. – Жалуйся. Сегодня же прокурору на меня заявление напиши. Тебя где уму-разуму учили? На кладбище? После выписки съездишь туда еще раз, только обратно уже не вернешься. Я снимаю табу на твое убийство. Ты мне больше не нужен. Денег у тебя нет, а как свидетель ты не хочешь сотрудничать. Желаю тебе всего наилучшего!

– Погоди, – запротестовал мужик. – Какое табу ты снимаешь?

Я вышел из палаты, прикрыл за собой дверь, но уходить не стал. Пациент должен созреть для раскаяния. Он должен прочувствовать, что остался один на один с коварным и безжалостным миром.

К палате подошла симпатичная медсестра с подносом в руках. Я предупредительно открыл ей дверь, пропустил девушку внутрь и вошел следом.

– Давайте примем лекарство, – обратилась медсестра к Лобову. – Сядьте на кровать, откройте рот.

Больной инстинктивно поднял руки, чтобы самому взять таблетки, но кисти рук у него были загипсованы, так что он ни есть, ни пить самостоятельно не мог.

– Вот так, хорошо. – Медсестра с ложечки скормила пациенту таблетки, дала запить водой из мензурки. – Куда укольчики поставим? Давайте в плечо, чтобы лишний раз не переворачиваться.

Поставив два укола, медсестра вышла из палаты. Столкнувшись с ней в дверях, вошел Далайханов.

– Андрей, давай выйдем, я расскажу, что узнал.

– Говори при нем, – велел я.

– Сигнал отрабатывала оперативная группа Центрального РОВД. Этот тип, – Айдар показал рукой на Лобова, – сказал им, что упал с лестницы, покалечился сам и ни к кому претензий не имеет. Завтра центральщики откажут в возбуждении уголовного дела. Что тут расследовать, если он сам ничего не хочет?

– А что он может хотеть? – нехорошо усмехнулся я. – Гражданин Лобов попал впросак. Куда ни кинь – всюду клин. По нашим советским законам за кражу денег и недонесение об убийстве ему светит лет пять. Он этого хочет? Нет. С другой стороны, за кражу общака его в первой же зоне придушат. Только ни до какой колонии он не доедет. Как только выпишется из больницы, так тут же и исчезнет… Пошли, Айдар. Мне с живым трупом разговаривать не о чем.

– Подождите, – заерзал на кровати Лобов. – Я же не знал, что вы в курсе этих денег. Мне на кладбище сказали, что если разболтаю ментам о садовом домике, то мне тут же язык отрежут.

– Не ври, – не скрывая презрения, сказал я. – Бандиты знали, что я приду к тебе с расспросами, и не могли так сказать. Даю гарантию, что они тебе даже фамилию мою назвали.