Геннадий Сорокин - Скелет в семейном альбоме

– Откуда я знаю, что вы – это тот самый Лаптев? – стал оправдываться Лобов. – Вы же удостоверение мне не показывали.

– Слушай меня, убогий, – я вновь присел на табурет, – или ты сейчас мне все подробно расскажешь, или мы уйдем. Я не собираюсь на тебя зря тратить свое драгоценное время, у меня других дел полно. Итак, начнем. В прошлый четверг ты приехал к себе на мичуринский участок. Что было дальше?

Лобов поморщился, повозился в постели, попросил прислонить подушку к спинке кровати, с нашей помощью попытался сесть, но ничего не получилось. Переломанные ребра не позволяли ему находиться в вертикальном положении.

– Я так, лежа буду говорить, – морщась от боли, пробурчал он. – В четверг я смотрю: приехал сосед, адвокат Машковцов. Дай, думаю, схожу, проведаю, поболтаю за жизнь. Одному-то скучно вечером сидеть, а так, может, по рюмке выпьем, все веселее будет. Подхожу к его домику – машина адвоката стоит немного не там, где обычно. Я еще подумал: «Может, Юра пьяный приехал да с местом постоянной стоянки промазал?» Он как-то раз приехал на участок чуть тепленький, так машину вообще в лог загнал, по самые передние колеса в болоте утопил. Трактором потом вытаскивали… Так что же потом? А потом я вошел в ограду, смотрю, хозяина ни в огороде, ни на веранде нет. Прошел в дом, а там – мать честная! – три трупа и все в крови!

– Не ври, – жестко перебил я. – Я был в садовом домике. Где ты там «все в крови» увидел? Лобов, я тебя предупреждаю в последний раз: если у нас разговор не состоится, то готовься к встрече с Создателем. Завещание напиши, место на кладбище присмотри. Ты понял меня?

– Понял. Дальше рассказывать?

– Как лежали трупы? – Я решил взять инициативу в свои руки. – Подробнее, кто где был?

– Двое окочурились у стола. Один сидел, другой на полу лежал. Я потрогал того, что за столом сидел, – он уже холодный был. На улице-то снег шел, в домике не топлено, вот он и остыл, закоченел. Адвоката я не трогал. Чего его трогать, если и так понятно, что он уже не поднимется? Голова вся в крови, рядом молоток валяется… Сумка с деньгами была на кровати, а на столе, на столе тоже деньги были! Много денег. Я сгреб их в сумку и ушел. На улице как раз снег повалил, потемнело, так что меня никто не заметил.

– Вернемся к адвокату, – предложил я. – Ты уверен, что это был именно он?

– А чего не он-то? Куртка его, домик его, тачка у забора – тоже его. Я к нему близко не подходил, он в крови лежал, чего я буду зря ноги марать? Видно же, что мертвый, не шевелится.

– Какое освещение было в домике, ты свет включал?

– Чтобы у него электричество включить, надо рубильник повернуть, а где в его доме распределительный щиток, я не знаю. У меня с собой фонарик был, я им светил. Я всегда по вечерам из дома с фонариком выхожу. Мало ли что, засидишься в гостях, обратно без фонарика как возвращаться? Лужи кругом, грязь. Было бы сухо – другое дело.

– Давай дальше.

– Я принес деньги к себе, пересчитал. Наутро к первому трамваю вышел, приехал домой, тысячу оставил на мелкие расходы, а остальные за город увез, закопал в приметном месте.

– Не хило ты жить начал, – хмыкнул Айдар. – Тысячу – на мелкие расходы! А на остальные домик у моря прикупить хотел?

– Ничего я не хотел. Каждую ночь лежал и думал, куда такую прорву денег можно деть.

– Сколько ты потратить успел? – спросил я.

– Пятьдесят три рубля. Эти, что били меня, сказали: «Выйдешь из больницы – отдашь». Могли бы и простить, ан нет, крохоборы, над каждой копейкой трясутся. Я теперь на лекарства больше потрачу…

– Кто же тебя заставлял чужие деньги брать? – усмехнулся я. – Ты там, в садовом домике, не подумал, что у этих денег может быть другой хозяин? Скажи спасибо, что живой остался.

– Родственникам про деньги говорил? – поинтересовался Айдар.

– Промолчал. Как я им объясню, что у меня откуда ни возьмись сто двадцать тысяч объявилось? Жена бы нашла, куда их деть, а я так и не придумал. Даже в руках толком не подержал.

Мне представилась картина: ночь, под потолком в садовом домике тускло светит электрическая лампа без абажура, окна прикрыты ставнями, шторы задернуты. Двери заперты на все замки и все задвижки. За столом сидит немолодой сгорбленный мужичонка и дрожащими руками пересчитывает пачки денег. Делит их на кучки, раскладывает по номиналу: десятки к десяткам, полтинники к полтинникам. Время от времени вздрагивает и прислушивается: не идет ли кто, не пора ли спрятать деньги под кровать?

«Коварная синусоида, – подумал я, – дала ему насладиться вкусом богатства, а потом разом все отняла. Она такая, синусоида: одной рукой тебе пирожное протягивает, а другой может под дых врезать».