Геннадий Сорокин - Скелет в семейном альбоме

Бегло пролистав рассказ «Фараон», я приступил к изучению дневниковых записей Кислицыной. Вначале девочка очень робко изливала свои чувства на бумагу, потом стала смелее. Начало дневника было посвящено некоему Сереже Д., который учился с дочерью Шахини в одном классе. С Сережей ничего не получилось, и Лена переключилась на парня из своего подъезда Олега Н. С Олегом ее дела пошли успешнее. «Когда он первый раз поцеловал меня, я думала, что сгорю со стыда». Это событие Лена зафиксировала летом прошлого года. Рассказ «Фараон» уже был написан, осталось только дать его почитать Олегу. Так и есть. Сентябрьская запись: «Олег не смог дочитать рассказ до конца, сказал, что все это ерунда и на самом деле так не бывает». Через два месяца у Лены появился новый возлюбленный, потом еще один.

«Девочка влюбчивая, как ее мамаша, – подумал я. – Генетика! Ничего не попишешь. Она пойдет по стопам своей матери и неизвестно чем закончит. Примечательно: уже в одиннадцать лет Лена хорошо осведомлена о половой жизни. Переписать от руки такой длинный рассказ и не понять, что в нем к чему, просто невозможно».

Последние записи в дневнике Кислицыной были посвящены ее отношениям с моим тезкой Андреем В. Кто он такой, из дневника было не понять, но чувствовалось, что годами он немного старше Лены и желает более конкретных отношений. «Он зовет меня к своим друзьям, но я боюсь оставаться с ним один на один в чужой квартире», – пишет Кислицына.

И наконец, вот оно! «Я объяснила Андрею, почему не могу пригласить его к себе домой. Он все понял».

Как я и думал, информация о месте хранения воровского общака пошла от дочери Шахини. Осталось установить, кто такой этот Андрей В. и как он связан с налетчиками. Наверняка дело было так: Лена рассказала возлюбленному семейную тайну, а паренек, без всякой задней мысли, поделился ею с близкими друзьями. Те по секрету шепнули другим друзьям, и тайное стало явным. Нет, не так. Андрей В. еще любит Кислицыну. Он не станет разбалтывать ее секреты всем подряд. О тайнике в диване он мог поделиться только с самым близким другом, а еще вероятнее, со старшим братом. Другу страшновато рассказывать про воровской общак, а вот брату – можно.

Уже засыпая, я подумал: «Интересно, у Шахини в молодости был песенник? И что она в нем писала? Неужели и в ее годы был рассказ «Фараон»? Или девочки тридцать пять лет назад рыдали над другими душещипательными историями?»

В четверг ко мне подошел незнакомый молодой человек:

– Андрей Николаевич, вам письмо.

Незнакомец протянул мне неподписанный запечатанный конверт и ушел, не оглядываясь. В управлении я вскрыл послание.

«Дело сделано. Крысятник в третьей городской больнице. Зовут Лобов Евгений Сергеевич».

– Айдар, готовься на выезд, – велел я Далайханову, а сам пошел к начальнику.

– Николай Алексеевич, в третьей городской больнице лежит человек, укравший воровской общак в садовом домике адвоката Машковцова. Я съезжу, переговорю?

– Вчера звонил прокурор города. Он недоволен, что мы перестали делиться с ними оперативной информацией. Воловский так и сказал: «Вы что, перестали нам доверять?» Сейчас ты без ведома прокуратуры отработаешь свидетеля, и поднимется вой: «Почему на первом допросе не присутствовал наш следователь? Где взаимодействие между правоохранительными органами?»

– А кто сказал, что этот Лобов – преступник? Предположим, я от нечего делать обхожу всех больных в третьей городской больнице. Зашел в отделение травматологии, и мне первый встречный выложил всю правду-матку. Я, кстати, не знаю, чем разговор закончится. Денег-то у Лобова уже нет.

– Андрей Николаевич, давай подстрахуемся. Оформи поездку в больницу как отработку анонимного звонка. Напиши рапорт на мое имя, если что, им и прикроемся.

В больнице, перед тем как встретиться с Лобовым, я зашел в ординаторскую, переговорил с его лечащим врачом.

– Евгений Сергеевич поступил к нам вчера вечером, – сверяясь с историей болезни, начал врач. – Из травм у него выявлено: перелом пяти ребер справа и шести ребер слева, переломы трех пальцев рук, множественные гематомы по всему телу. На наши вопросы пациент пояснил, что упал с лестницы, катился кубарем вниз и все переломал.

– А как вы видите картину? – спросил я.

– Больного били ногами, били твердым предметом по кистям рук, тушили об него сигареты. На левой руке у пациента два характерных округлых ожога. Он говорит, что пьяный дважды промахнулся мимо пепельницы и сам о себя окурки затушил… Вы не подскажете, кто этот человек? Его ведь не с улицы подобрали, а прямо в приемный покой привезли. Не успели мы осмотреть больного, как прибежал завотделением с глазами по пятьдесят копеек и дал указание поместить пациента в отдельную палату. Кто он?