— Можно я его тоже возьму? — спросил Себастиан. Николь встретилась с ним взглядом. Разумеется, никаких слов, кивков или чего-либо другого, показывающего, что она вообще слышала его слова. Правда, и никаких протестов, когда он взял и свернул рисунок в трубочку.
— У вас есть время подождать, пока я приму душ? — поинтересовалась Мария, и Себастиан признался, что времени у него сколько угодно, его никто не ждет.
Мария долго стояла под горячей водой в надежде, что та каким-то таинственным образом унесет с собой немного горя и безнадежности.
Не унесла.
На своей работе Мария видела страдание вблизи. Проявляла участие, сочувствовала жертвам и родственникам, но ей всегда удавалось сохранять профессиональную дистанцию, необходимую для того, чтобы тебя это не поглотило и не уничтожило.
Сейчас же ей казалось, будто она погибает.
Она прислонилась лбом к кафелю и зарыдала, но тихо, и впервые с тех пор, как вернулась домой, почувствовала, насколько она устала и опустошена — когда не требуется притворяться сильной перед Николь. Ноги подкашивались. Она опустилась на пол и осталась сидеть под струями воды.
Казалось, будто она никогда не сможет подняться.
Когда она примерно через полчаса вышла из ванной, Себастиан сидел на серо-зеленом диване рядом с Николь и читал вслух одну из книг, которые та взяла с собой из их квартиры. Мария остановилась в дверях и стала наблюдать за ними.
Он действительно проявляет по отношению к Николь безграничное терпение, этот Себастиан Бергман. Посреди всего этого мрака, всей неизвестности, всего этого беспорядочного водоворота он является точкой опоры, которая требуется не только Николь, осознала Мария. Без него она не выдержала бы последних суток. Она прислонилась к дверному косяку и слушала, как его голос меняет интонацию и даже диалект, говоря за разных персонажей книги. Ее втягивало в историю в точности, как Николь, которая была полностью поглощена повествованием, и она обнаружила, что даже слегка расстроилась, когда глава закончилась, он закрыл книгу и положил ее на стол перед диваном.
— Думаю, мне пора, — сказал он, вставая. Николь посмотрела на него с беспокойством, тоже вскочила на ноги, подошла и обняла Марию. — Вы теперь справитесь? — уточнил он, снимая плащ с вешалки в прихожей.
Мария кивнула, но, тем не менее, услышала, как сама проговорила: «Вы можете остаться?»
Себастиан застыл и посмотрел на нее вопросительно.
— Николь все равно спит со мной, вы можете воспользоваться второй комнатой, — продолжила Мария, показав затылком вглубь квартиры. — Разумеется, если хотите.
Даже не успев оформиться в голове, ответ уже слетел с его губ.
— Конечно, я могу остаться, — сказал Себастиан, стягивая плащ.
Торкель открыл ноутбук и как раз собирался написать короткий отчет о встрече с Гуниллой и Кентом Бенгтссонами, когда в дверь постучали.
Вечер выдался богатым на события.
Около восьми часов позвонил Эрик Флудин, сообщивший, что один свидетель видел припаркованную машину в нужном районе в интересующее их время. Но как раз когда Торкель собрался вызвать Билли, чтобы встретиться с Эриком и ехать туда, ему позвонил человек, представившийся Кентом Бенгтссоном, соседом Карлстенов, который, приехав домой, нашел в почтовом ящике визитную карточку Торкеля. Торкель быстро поменял планы. Ванья и Билли отправились вместе с Эриком к свидетелю, а он сам поехал и поговорил с Бенгтссонами, выразившими готовность встретиться с ним, несмотря на поздний час.
В гостиницу он вернулся менее получаса назад и сейчас впустил Ванью, державшую в руках коробку, которая незамедлительно наполнила номер Торкеля запахом фастфуда.
— Надо было взять тебе тоже? — спросила Ванья, указывая на белую коробку, которая, как оказалось, содержала гамбургер и картошку фри.
— Нет, спасибо, мне удалось по возвращении заставить их сделать мне на кухне бутерброд, — ответил Торкель и приоткрыл окно, что Ванья, видимо, не связала со своим пахучим ужином.
— Как у тебя прошло? Что они сказали о Карлстенах? — поинтересовалась Ванья и жадно откусила от гамбургера.
«Да, что же они сказали?» — подумал Торкель. Никто из супругов Бенгтссонов особой разговорчивостью не отличался, отвечали они немногословно, и то немногое, что сказали, в принципе не изменило уже сложившегося у полиции представления о семье их соседей. Приятные, к ним хорошо относились, рьяно занимались экологией, против чего ни Гунилла, ни Кент ничего не имели, хотя знали, что других это раздражало.
Читать дальше