Андреа Камиллери - Следы на песке

– Ты понял свою задачу?

– Так точно, Фацио мне все объяснил.

Прошел к себе в кабинет, открыл окно, выкурил сигарету, закрыл окно, сел за стол, и тут в дверь постучали. Четыре десять.

– Войдите!

Появился Лаваккара:

– Синьор комиссар, к вам синьор Престия.

– Пусть зайдет.

– Здравствуйте, комиссар, – входя, поздоровался Престия.

Лаваккара прикрыл дверь и вернулся на пост, а Монтальбано встал и протянул вошедшему руку:

– Садитесь. Искренне сожалею, что пришлось вас побеспокоить, но вы же знаете, как бывает…

Микеле Престия. Сильно за пятьдесят, одет хорошо, золотые очки, на вид честный счетовод. Спокоен как удав.

– Можете подождать пять минут?

Стоит потянуть время. Он притворился, будто читает какую-то бумагу, то посмеиваясь, то хмурясь. Потом отложил в сторону и молча пристально уставился на Престию. Фацио сказал, что Престия – инфузория, марионетка в руках Беллавии. Однако нервы у него крепкие.

Наконец комиссар решился:

– К нам поступило заявление на вас от вашей жены.

Престия вздрогнул. Заморгал. А рыльце-то в пуху: наверняка ожидал чего-то другого. Открыл рот, закрыл и наконец выговорил:

– Моя жена? Заявила на меня?

– Написала нам длинное письмо.

– Моя жена?!

Тот все не мог оправиться от потрясения:

– И в чем же она меня обвиняет?

– В систематическом дурном обращении.

– Меня? То есть я ее…

– Синьор Престия, советую вам не отпираться.

– С ума сойти! Голова кругом! Можно взглянуть на письмо?

– Нет. Мы уже отослали его прокурору.

– Послушайте, комиссар, тут наверняка какая-то ошибка. Я…

– Вы Престия Микеле?

– Да.

– Пятьдесят пять лет?

– Нет, пятьдесят три.

Монтальбано наморщил лоб, словно охваченный внезапными сомнениями:

– Уверены?

– Конечно!

– Странно! Проживаете на улице Линкольна, 47?

– Нет, я живу на улице Аббата Мели, в доме номер 32.

– Серьезно?! Можете предъявить документы?

Престия достал бумажник и протянул ему удостоверение личности; Монтальбано долго и пристально изучал документ. Иногда поднимал глаза на Престию, потом снова погружался в чтение.

– По-моему, ясно, что… – начал было Престия.

– Ничего не ясно. Простите. Я ненадолго.

Комиссар встал, вышел из кабинета, закрыл дверь, пошел к Лаваккаре. Там уже сидел Галлуццо.

– Приехал?

– Да. Я только что проводил его к Фацио, – ответил Лаваккара.

– Галлуццо, пошли со мной.

Монтальбано вернулся в кабинет в сопровождении Галлуццо, напустив на себя виноватый вид. Дверь закрывать не стал.

– Страшно сожалею, синьор Престия. Тут явный случай совпадения имен. Простите меня за причиненное беспокойство. Пройдите со следователем Галлуццо, вам надо подписать согласие. Всего хорошего.

Он протянул руку. Престия что-то пробурчал под нос и вышел вслед за Галлуццо. Монтальбано почувствовал, как превращается в изваяние: вот он, момент истины. Престия прошел два шага по коридору и столкнулся нос к носу с Ло Дукой; тот выходил вслед за Фацио из его кабинета. Монтальбано увидел, как оба на мгновение замерли.

Находчивый Галлуццо гаркнул жандармским тоном:

– Так что, Престия, мы идем или нет?

Престия, вздрогнув, двинулся дальше. Фацио легонько толкнул в спину Ло Дуку – тот застыл, проглотив язык. Ловушка сработала безупречно.

– Комиссар, к вам синьор Ло Дука, – сказал Фацио.

– Прошу, проходите. Фацио, останься. Садитесь, синьор Ло Дука.

Ло Дука сел. Он был бледен: все еще не оправился после того, как увидел Престию выходящим из кабинета комиссара.

– Не знаю, к чему такая спешка… – начал он.

– Скажу через минуту. Но сперва официальный вопрос: синьор Ло Дука, вам нужен адвокат?

– Нет! Зачем мне адвокат?

– Как пожелаете. Синьор Ло Дука, я пригласил вас, потому что мне надо задать несколько вопросов по поводу похищения лошадей.

Ло Дука деланно улыбнулся:

– Ах, вот что? Ну, спрашивайте.

– Тем вечером во Фьякке во время нашего разговора вы сказали, что кража лошадей и убийство предположительно коня синьоры Эстерман – это вендетта некоего Джерардо Гуррери, которого вы несколько лет назад ударили железным прутом, сделав его инвалидом. Поэтому и лошадь синьоры Эстерман забили до смерти железными прутами. Что-то вроде закона возмездия, если не ошибаюсь.

– Да… кажется, я так и сказал.

– Отлично. А кто вам сказал, что убийство лошади совершено железными прутами?

Ло Дука выглядел растерянным:

– Ну… думаю, синьора Эстерман… может, кто-то еще. И вообще, какое это имеет значение?