Андреа Камиллери - Следы на песке

Еле ползти – по разбитому шоссе, сплошь трещины, выбоины, колдобины и ямы, будто после бомбежки, да еще и пыль столбом, – для Галло означало держать скорость около восьмидесяти.

Вокруг – унылый вид, иссохшая желтая земля, редкие чахлые деревца. Любимый пейзаж Монтальбано. Последний дом они миновали километр назад. По пути им встретились лишь повозка, тащившаяся из Вигаты в направлении Джардины, да крестьянин на муле, трусивший в обратную сторону.

Проехав поворот, они увидели невдалеке служебное авто и ослика. Ишак, отлично понимая, что поживиться вокруг нечем, грустно стоял возле машины и не проявил к вновь прибывшим особого интереса.

Галло вырулил на обочину, заложив такой крутой маневр, что комиссара резко мотануло, несмотря на ремень безопасности, и голова чуть не оторвалась от тела.

Он выругался:

– Ты что, не мог плавнее затормозить?

– Здесь остановлю, комиссар, зато будет место для других машин, когда подъедут.

Они вышли из машины. И тогда только заметили, что за служебным авто, на левой стороне шоссе, на земле, у торчавших метелок сорго сидели Фацио, Галлуццо и крестьянин; они перекусывали. Крестьянин достал из сумки пшеничный хлеб и кусок сыра и разделил по-братски.

Ни дать ни взять сельская идиллия, прямо «завтрак на траве».

Солнце уже порядком припекало, все сидели в одних рубашках.

Завидев комиссара, Фацио и Галлуццо вскочили и спешно накинули пиджаки. Крестьянин остался сидеть. Но поднес руку к кепке, на манер воинского приветствия. На вид ему было никак не меньше восьмидесяти.

Мертвец в одних трусах лежал ничком параллельно дороге. Чуть пониже левой лопатки зияла огнестрельная рана, окруженная небольшим пятном запекшейся крови. На правой руке вырван клок мяса. Над обеими ранами вились сотни мух.

Комиссар наклонился рассмотреть свежую рану.

– Собака, – сказал крестьянин, дожевывая последний кусок хлеба с сыром. Потом достал из сумки бутыль с вином, откупорил, глотнул, убрал назад.

– Это вы его обнаружили?

– Да. Утром, ехал мимо на осле, – сказал крестьянин, поднимаясь с земли.

– Как ваше имя?

– Контрера Джузеппе, и карты у меня не крапленые.

Спешит доложить легавым, что у него нет судимостей. А как же он сообщил в участок из такой глуши? Почтового голубя, что ли, отправил?

– Вы сами звонили?

– Нет, сынок мой звонил.

– А где ваш сын?

– Дома, в Джардине.

– Он был с вами, когда вы обнаружили…

– Нет, со мной его не было. Он дома был. Спал еще, барчук. Счетовод он.

– Но раз его не было с вами…

– Разрешите, комиссар? – вмешался Фацио. – Наш приятель Контрера, как только заметил тело, позвонил сыну и…

– Да, но как он ему позвонил?

– Вот этой штукой, – сказал крестьянин, доставая из кармана сотовый телефон.

Монтальбано поразился. Крестьянин был одет по старинке: фланелевые штаны, ботинки, подбитые железом, сорочка без воротника, жилет.

Мобильный никак не вязался с руками в узловатых мозолях, смахивающими на рельефную карту Альп.

– А почему вы сами нам не позвонили?

– Во-первых, – ответил крестьянин, – я этой штукой умею только сыну звонить, а во-вторых, с какого хрена лысого мне знать ваш номер?

– Мобильник, – опять вмешался Фацио, – синьору Контрере подарил сын: боится, что отец, принимая во внимание возраст…

– Мой сын Козимо – засранец. Счетовод и засранец. О своем здоровье пусть печется, а не о моем, – заявил крестьянин.

– Ты записал его данные и адрес? – спросил Монтальбано у Фацио.

– Да, комиссар.

– Тогда вы можете идти, – сказал Монтальбано Контрере.

Крестьянин снова отдал честь и вскарабкался на осла.

– Ты всех известил?

– Сделано, комиссар.

– Надеюсь, скоро подъедут.

– Им не меньше получаса добираться, комиссар, в лучшем случае.

Монтальбано быстро принял решение.

– Галло!

– Слушаю, комиссар.

– Как далеко отсюда Джардина?

– По такой дороге минут пятнадцать.

– Поехали выпьем кофе. Вам привезти?

– Нет, спасибо, – дружно отозвались Фацио и Галлуццо; они неплохо угостились хлебом с сыром.

– Я кому сказал – не гони!

– Да кто гонит-то?

Минут через десять гонки с препятствиями на скорости под восемьдесят (кто бы сомневался!) машина уткнулась капотом в кювет; задние колеса едва не оторвались от земли.

Операция по вызволению машины из кювета – поднажми-ка, давай-давай, за рулем то Галло, то Монтальбано, проклятия и крики, пот градом, мокрые рубашки – длилась полчаса. Левое крыло промялось и скребло о колесо. Хочешь не хочешь, а Галло пришлось сбавить скорость.