Рэндалл Силвис - Прогулки на костях [litres]

– Сейчас? – спросила она.

– Скоро. Давай пока что просто полежим, хорошо?

Они лежали на спине, держась за руки, и оба смотрели в темный потолок. Демарко хотелось, чтобы окно было открыто и он дышал свежим воздухом. В комнате было прохладно благодаря кондиционеру, но теперь воздух казался тяжелым и в его груди, и вне ее. Все казалось тяжелым в этой темноте, кроме руки Джейми в его руке, которая казалась легкой, маленькой и красивой, как раненая птица.

– Лучше бы тебе вернуться, – сказала она, когда перевернулась на бок, из-за чего ее лицо оказалось совсем близко.

– Обещаю. С согласием на развод.

– Да плевать мне на эту чертову бумажку, – сказала она. – Мне нужна плоть и кровь.

– Это у тебя и так есть, – заверил он ее, – всегда.

Он знал, что она наверняка думает: «Тогда почему ты бросаешь меня?» Хотелось бы ему ответить на этот вопрос убедительно. Хотелось найти верные слова, чтобы выразить все эти годы вины и обязательств, что его воздаяние еще не полностью выплачено. Но для этого никаких слов не было достаточно, поэтому вместо этого он поцеловал ее в кончик носа, потом в щеку, потом в уголок губ. От вкуса ее слез у него закружилась голова, и ему тоже захотелось плакать. Но он и так уже был с ней в этом горе, ему не нужны были слезы, чтобы понять это.

Зато ему нужно было дать ей что-то. Даже если ему это было трудно. Даже если ему это будет стоить больше, чем он когда-либо отдавал, кроме своего маленького сына.

– Как ты относишься к поэзии? – спросил он.

– Чьей поэзии? – уточнила она.

– Просто поэзии, в целом.

– Ну, она мне нравится. Какая-то. Я не часто думаю об этом. Почему ты спрашиваешь?

– Я написал тебе стихотворение, – сказал он.

– Серьезно? Когда?

– В медвежьей клетке.

– О, малыш, – сказала она.

– Ну, знаешь, я лежал там, а нога просто горела. Наверное, я немного сошел с ума. Поэтому, чтобы не зацикливаться на боли, я начал концентрироваться на других вещах. Вроде птиц на деревьях. Я начал слушать их песни и то, как они перекликались друг с другом. И, наверное, это напомнило мне о тебе. О том, как ты заставляешь меня чувствовать себя.

– Песни птиц?

Он кивнул.

– И первая строчка вроде как сама пришла мне в голову. А потом еще одна. И я просто продолжал так сочинять. Том мне сказал, что он так пишет. Просто менять предложения снова и снова до тех пор, пока ничего нельзя будет изменить.

– Ты можешь мне его прочитать? – попросила она. – Ты его запомнил?

– Да, но… я никогда прежде не писал стихов.

– Вообще никому?

– Раньше я сочинял маленькие песенки, когда убаюкивал Райана. Ну, когда он просыпался среди ночи. Мне нравилось вставать, укачивать его и чувствовать, как он вот так спит у меня на груди. Это было самое спокойное, умиротворенное чувство за всю мою жизнь.

– Это большая честь, что мне ты тоже написал что-то. Я правда хотела бы услышать это стихотворение.

– Не смейся, – попросил он.

– Я и не собиралась смеяться.

– Я его еще не назвал.

– Я переживу.

Он на мгновение закрыл глаза и мысленно вернулся в медвежью клетку. Затем отпустил эту иллюзию, открыл глаза и посмотрел ей прямо в глаза, улыбаясь. Он продекламировал:

После этого она, всхлипывая, прижалась к нему всем телом и крепко сжала его руки.

– Что, настолько плохо? – спросил он.

Она засмеялась, снова зарыдала и прижалась к нему ближе. Ее слезы казались такими теплыми и гладкими на его коже.

– Лучше бы тебе вернуться, – повторила она.

Он кивнул и тяжело сглотнул, ее дыхание казалось ему касанием перьев. «Тринадцать лет, – подумал он, – с тех пор, как мной овладевало это чувство». Эта всепоглощающая любовь и доверие, которые наполняли его до краев. Непостижимое. Необъяснимое. Запах волос и кожи его ребенка, то, как он жадно вдыхал его, это тепло и доверие, красота и благодарность, такие огромные, что их просто невозможно вынести. Он плакал тогда и плакал сейчас, вспоминая все это и вспоминая то, что все это ушло. Он плакал от запаха, прикосновения и благодарности за эту женщину в его объятиях. Они оба плакали, так крепко обнимая друг друга, такие благодарные и такие испуганные.