Анатолий Степанов - Чума на ваши домы. Уснувший пассажир. В последнюю очередь. Заботы пятьдесят третьего. Деревянный самовар (пьянки шестьдесят девятого года)

— Почувствовали, что я ухватился за хвост главного дела в связи с моим разговором с неизвестным вам уркой?

— Да.

— Ну, и нашли моего уркагана?

— Нет. Таких в лесном отряде двадцать человек. Пытались, но не определили.

— И на том спасибо. Рома, расстегни ему браслеты.

— Это еще зачем? — удивился Казарян.

— Труп Арефьева в нору затаскивать тебе самому очень хочется?

— Да и пусть себе здесь лежит.

— Зверье сгрызет, Роман, по частям растаскает. А труп еще для дела нужен.

Роман расстегнул наручники. Чекунов ободрился вроде и начал массировать запястья.

— За работу, сявка! — приказал Смирнов.

— Может, действительно, пусть здесь лежит? — жалобно поддержал предложение Казаряна Чекунов. — Кому он нужен?

— Будущему следствию, по которому ты — основной обвиняемый. Действуй.

Чекунов ухватил за ноги мертвое тело и поволок к еле заметной дыре. Тело оставляло за собой широкую кровавую полосу. Подволок, поднял голову, спросил:

— Как запихивать — головой вперед или ногами?

— Как хочешь.

Чтобы не испачкаться в крови, Чекунов решил запихнуть труп головой вперед. Развернув его на сто восемьдесят градусов, он раскорячился, чтобы не наступить на кровавую полосу, и стал с громадным напряжением запихивать мертвого Арефьева в дыру. Мешали руки, плечи, голова, но Чекунов толкал, не давая гнуться в коленях, только ноги. Чистюля. Наконец, тело само собой пошло вглубь и вниз.

— Все, — сказал Чекунов, когда в дыре исчезли ноги.

— Там что — спуск со ступенями? — догадался Смирнов.

— Ага.

— А закрывал Арефьев чем?

— Вон тем валуном, — кивком указал Чекунов на приличный камешек в стороне и чуть вверху. — Сверху скатывал, и он точно ложится на дыру.

— Вот так и скати.

Чекунов послушно скатил валун, который намертво замуровал временную могилу стрелка ВОХРа Петра Арефьева.

— Все? — спросил у Смирнова Казарян, а Чекунов с готовностью ответил:

— Все, все. Лег как в лузу.

— Тогда давай руки, — распорядился Казарян и с ловкостью фокусника защелкнул наручники на запястьях Чекунова.

Смирнов мрачно рассматривал то, что за несколько десятков минут умудрились натворить в нетронутом лесу люди. Кровь, вонь, азарт приблудных на кровь и вонь мух, сломанные ветки, исковерканная земля. Смердящие окурки, плевки и неизвестно откуда взявшиеся клочки бумаги.

— Рома, ты все-таки ксиву его и все остальное на поляне забери, — сказал он. — Догонишь нас. Я его к машинам поведу.

— А по дороге кончите меня, — догадался Чекунов, с тоской наблюдая, как уходил Казарян. — При попытке к бегству.

— Я тебя в любую секунду с оружием в руках, направленным на меня, в порядке самообороны застрелить мог, портяночник. Пошли. И молчи по пути, на нервы не действуй.

Чекунов не торопился, и Смирнов его не торопил. Казарян нагнал их на полпути. Пристроился рядом с другом, молча шагал.

Первое, что увидел Казарян, была уже подсохшая лужа у раскрытой дверцы киносъемочного «газика», из которой торчали связанные портками и подштанниками ноги в офицерских коричневых башмаках. Казарян подскочил к автомобилю, как куль, выкинул из салона спеленутого эксруководителя лагерной художественной самодеятельности, перевернул его на спину и спросил грозно:

— Это ты нарочно в машине нассал?

— Я не нассал, — объяснил Иван Фролович, — я — обоссался. Хотел, правда, насрать, но жопой вверх лежал.

— Сейчас ты мне салон вымоешь, благо ручей рядом.

— Развяжи сначала, шеф.

Шеф Казарян быстренько его развязал. Сначала Иван Фролович долго-долго разминал затекшие мышцы и массировал желобки на коже, оставленные подручными средствами Казаряна, а потом надел подштанники и портки и, кривляясь, точно по форме, доложил, как космонавт:

— Готов к выполнению любого задания партии и правительства, — видимо, был этот Иван известным шутником в лагерных кругах.

— Бери ведро, тряпку и действуй, — приказал Казарян. Шутник мигом нашел ведро и тряпку и бегом кинулся к ручью.

— Ты поаккуратней, артист, — посоветовал Смирнов. — А то мы со страху подумаем, что ты в бега кинулся и стрелять начнем.

— Вот так, хочешь как лучше, а получается… — пофилософствовал Иван Фролович, уже неторопливо спускаясь по крутому берегу к воде.

— А получается, как получилось, — закончил за него фразу Смирнов. — Как лучше у тебя — это в меня в упор из «Стечкина» палить?

Притих Иван Фролович, но машину вымыл хорошо, добросовестно вымыл.