В смурном грязноватом свете немыслимо раннего утра картинка была, как кадр черно-белого кино: серый вместо реального синего джинсовый костюм, в серо-белую полоску тельняшка под ним, бесцветные остатки гитары, небольшая, темная, почти твердая лужа крови, припорошенная седой пылью, положенные на землю серые кисти рук с растопыренными пальцами.
На лицо Смирнов не смотрел, не было сил смотреть. Его, не до конца протрезвевшего после вчерашнего, водило и мутило, как студента-медика, первый раз попавшего в морг. Он закрыл глаза, сжал кулаки так, чтобы ногти врезались в ладони, медленно досчитал до пятидесяти и глянул в мертвое лицо Олега Торопова. Лицо было спокойно и беззаботно: он, видимо, так и не понял, что его убили.
Задом медленно приблизилась «скорая помощь». Прямо из двухстворчатой задней двери спрыгнул на землю врач Иван Герасимович и, взглядом отметив Поземкина, следователя и Смирнова, поделился с ними ощущениями:
— Дела…
— Господи, да почему же это?! — вдруг взвыл стоявший неподалеку от Смирнова Казарян. Он кинулся к дощатой стене склада и замолотил по ней своим здоровенным боксерским кулаком.
— Уведите его, Александр Иванович, — попросил Поземкин. — А то он весь город разбудит. Зевак здесь еще не хватало.
Смирнов подошел к Казаряну, шлепнул ладонью по широкой спине, позвал:
— Рома.
Казарян резко повернулся к нему. Полуприкрытые глаза, сморщенный большой армянский нос, приоткрытый рот с намертво сжатыми зубами — он заставлял себя не плакать. Смирнов обнял его, и он спрятал лицо на смирновском плече, чтобы это лицо никто не мог увидеть.
Неизвестно как, скорее всего на смену шла, рядом с ними появилась Матильда и, обращая на себя внимание, легонько дернула Смирнова за рукав. Теперь, ответственный за Рому, Смирнов был уже в полном порядке. Жестко оглянулся, увидел Матильду, спросил без злобы и раздражения:
— Что тебе, Тилли?
— Пойдемте ко мне, — предложила она. — В закусочной сейчас никого нет.
— Пойдем, Рома? — спросил Смирнов.
— Пойдем, — глухо согласился Казарян, не отрывая лица от смирновского плеча.
Толстуха Любка страшно обрадовалась раннему — на десять минут раньше — приходу Матильды, подхватила подготовленную тяжеленную сумку и уже от двери успокоила:
— У меня на кухне — полный порядок, и в зале прибрано! — и, не дожидаясь проверки собственных заверений, скрылась с глаз долой. Только каблуки стучали по лестнице, как в чечетке, — лишь бы не вернули.
Матильда брезгливо осмотрела зал, зашла за стойку, налила из крана воды в таз и с тряпкой пошла по столам замывать любкину приборку. Первым вымыла стол, за которым всегда сидел Олег Торопов и взглядом распорядилась, чтобы Смирнов и Казарян сели за него. Истерический накат отхлынул от Казаряна. Они сели за тороповский стол, положили руки с локтями на столешницу и одновременно на мгновенье глянули друг другу в глаза. Глянули и развели взгляды.
* * *
Немецкая работа — настоящая работа. Влажный пол, чистые столы, белоснежные бумажные салфетки в опрятных стаканчиках. Матильда вынесла ведро с грязной водой и половую тряпку за дверь, таз вымыла под краном, тряпку для столов постирала и, ополоснув и вытерев руки, прошла к их столу и села, как равноправная. Сказала, догадавшись, но в виде вопроса для приличия:
— Сегодня много пить будете? — и до робости удивилась, услышав четкое смирновское:
— Мы будем много работать. А много пить — завтра.
— Хорошо, — приняла заказ Матильда и удалилась за перегородку.
— Что будем делать, Саня? — впервые услыхав про общую работу, спросил Казарян.
— Арефьева ловить.
— Ты думаешь, и Олега он?..
— Я пока об Олеге не думаю.
— Почему, почему, Саня?
— Боюсь раскваситься и погнаться за двумя зайцами.
— А как собираешься Арефьева ловить?
— Нам тактично подскажут, как.
С подносом подошла Матильда, поставила на стол обширную сковородку с яичницей, тарелки, вилки-ножи и три раза по сто. Разложила яичницу по двум тарелкам, а себе рядом со стаканом поставила блюдце с соленым огурцом.
— Я хочу вместе с вами выпить. Можно? — присев, спросила она.
— О чем ты спрашиваешь, Тилли? — укорил ее Смирнов и правой ладонью безжалостно и сильно помял свое лицо. Потом этой же правой поднял стакан.
— Я знаю, по русскому обычаю в таком случае не чокаются. Но я очень прошу вас сказать про него хорошие слова.
— Рома, — попросил Смирнов.
Слегка болтая водку в стакане и глядя в него, Казарян начал:
Читать дальше