Анатолий Степанов - Чума на ваши домы. Уснувший пассажир. В последнюю очередь. Заботы пятьдесят третьего. Деревянный самовар (пьянки шестьдесят девятого года)

— Счастливого пути!

— Не отравишь нас, вертухай? — спросил Смирнов. Роберт Евангелиевич ответить не успел: обдав его выхлопным дымом, мотоцикл пулей рванул с места.

Когда не стало видно лунной долины, Смирнов спросил:

— Который час? — на свои смотреть было лень.

— Тринадцать двадцать две.

— Когда в Нахте будем?

— Если жать, то где-нибудь в пятнадцать тридцать.

— Тогда жми, Витя.

Смирнов сидел за спиной Чекунова, и ему было удобно говорить в близкое лейтенантовское ухо. Когда дорога стала ровнее, он сказал:

— Ты подставлен ко мне, Витя?

— Не понял вас, Александр Иванович, — не оборачиваясь, ответил Чекунов. Занят был, на дорогу смотрел.

— А что тут понимать. Поземкину о наших поездках подробные отчеты представляешь?

— Рассказываю, если он спрашивает.

— Все?

— В общих чертах.

— О Коммерции доложил?

— Зачем? Я о нашем следственном эксперименте подробно рассказал и все.

— Главное, Витя, о людях, которых я встречаю, никому ничего не говори. Их ведь за встречи со мной и убить могут. Просто так, на всякий случай. Профилактически.

— И Помидора? — ужаснулся Чекунов.

— А Помидора — в первую очередь. Боюсь, засветил я его.

— Кто может его убить?

— Да это просто делается, Витя. Рабочие-то — бывшие зеки. Слово за слово, ножи в руки, кто кого пырнул — поди разберись.

— Что же это делается! — закричал Чекунов.

— Пока не делается. Пока я просто предполагаю, как может быть.

— Я ничего не понимаю, — горестно признался Чекунов. — Что происходит на самом деле?

— Прокручивают страшную, отвратительную и циничную комбинацию, Витя. На карту, видимо, поставлены миллионы, и они не хотят их проигрывать.

— Кто, Александр Иванович?

— Если бы я точно знал. Окружение уже нащупывается, но главные охотники и их настоящая жертва в тени. Я не знаю здешних, вот беда! — Смирнов от избытка чувств кулаком ударил Чекунова по спине. Мотоцикл вильнул.

— Разобьемся, Александр Иванович! — предупредил Чекунов.

— Не разобьемся, Витя. Главное, чтобы ты меня не предал. Предашь — и меня не станет, и от тебя, опять же на всякий случай, избавятся.

Хвастал лейтенант Чекунов. В Нахту они прикатили ровно в четыре, в шестнадцать ноль-ноль, как говорится. Глухарей по-братски разделили. Смирнов готовился к срочному визиту. Но пока умывался, пока переодевался, параллельно с жадностью откусывая громадные куски от отравленного глухаря, пока наводил последний марафет — форма же! — подсыпало к пяти.

Ровно в пять он вошел в приемную районного прокурора Савостинова В. В.

— Владимир Владимирович у себя? — вежливо осведомился он у немолодой и унылой секретарши.

— У него посетитель.

— Не можете ли вы доложить, что подполковник Смирнов просит его принять по очень важному делу?

— Не могу.

Смирнов зло плюхнулся на просительский стул.

Дамочка в слезах вымелась из кабинета. Минут через пятнадцать. Не спросясь, Смирнов рванул в заветную дверь. Владимир Владимирович стоял над столом и освобожденно, разводя в стороны согнутые в локтях руки, потягивался. Ну, и дурак же ты, Смирнов! Не вовремя вошел. Но деваться некуда, начал:

— Здравствуйте, Владимир Владимирович, и извините, ради Бога, за бесцеремонность. Но, как говорится, дела не ждут.

— Дела-то как раз ждут, — уже усевшись за стол, сказал прокурор. — Это люди не ждут.

— Еще раз простите, Владимир Владимирович.

— По какому вопросу ко мне, Александр Иванович?

Не по вопросу, а с разговором. Нет, не получался контакт у столичного в меру раскрепощенного подполковника с молодым еще, а оттого и зажатым, по-провинциальному франтоватым прокурором (все как надо: отглаженный пиджак, застегнутый на все пуговицы, белая крахмальная рубашка, тщательно завязанный бордовый галстук).

— Не по вопросу, Владимир Владимирович, а скорее с вопросами.

— Ну, и… ?

— Что, ну и… ? — разозлился Смирнов.

— Задавайте ваши вопросы, Александр Иванович.

Не получился старт. Нет разгона, разгона нет — легкого, непринужденного, а потом — доверительного…

— По первым впечатлениям у меня складывается мнение, что убийство Власова не есть, как теперь выражаются философы-интеллигенты, самодостаточный акт.

— Я не философ. Можно проще и конкретнее?

— Я считаю, что это убийство из искусственно создаваемой серии, «одно из» …для того, чтобы спрятать, закрыть, замаскировать еще «одно из…», которое для убийц и является истинной целью…